Механизмы социализации личности в условиях постиндустриализма. Монография

Как справедливо указывает В. Н. Финогентов, «регулятор – понятие большой общности, применимое к миру неживой природы, к миру жизни, к социальным системам и процессам». Но буквально несколькими строками ниже он заявляет: «К сожалению, применительно к социальным регуляторам возможны не только мысленная их отмена, но и реальное их разрушение» [374, с. 111]. Но почему, собственно, к сожалению? То, что мы не можем отменить дождь или, наоборот, вызвать его, когда это необходимо – это действительно к сожалению. Но если культура способна созидать новое, то почему надо сожалеть о реальном разрушении устаревшего регулятора поведения личности? Тогда было бы бессмысленным всякое творческое развитие ценностей самой культуры и личность никогда бы не доросла до третьего (творческого) этапа в своем генезисе. Тогда человек не смог бы проявить свою подлинную субъектность и стать реальным субъектом социального творчества; он просто обрек бы себя на репродуктивное бытие.

Другое дело, что разрушать (верифицировать, отказываться, заменять и т. д.) надо с умом: можно организовать некий «духовно-нравственный» вакуум «на месте» бывшего регулятора; а можно его спокойно убрать из личностного и общественного сознания, заменив новой, более совершенной установкой. «Убирать» также можно по-разному: не только путем мысленной временной отмены, но и реального (окончательного) уничтожения. Игнорировать, забывать и не принимать в расчет – это мыслительные формы отмены прежних регуляторов социального поведения. Запреты, наказания (санкции) – это вполне физические формы такой отмены. И сожалеть о том, что приходится использовать порой именно реальные (физические) формы отмены (разрушения) социальных регуляторов поведения человека – это примерно то же самое, что пенять на плохую погоду самой же погоде.

Однако, В. Н. Финогентов прав в том плане, что мыслительная отмена часто все-таки предпочтительнее физической (реальной), поскольку обращена не на тело, а на дух, душу, сознание личности. Мы бы добавили, что для реального социального творчества личности свойственны именно мыслительные формы отмены старых регуляторов, а для формального социального творчества – физические формы такой отмены. Как говорится, выпороть ремнем не трудно, даст ли, однако, такая порка хоть что-то для развития субъектных свойств и способностей пострадавшему. Будет ли такое физическое обновление регуляторов способствовать развитию системы социального взаимодействия между тем, кого наказали, и тем, кто наказал? Или это породит озлобленность, скрытую или явную ненависть и полную обструкцию? И здесь следует вспомнить слова из Св. Писания: «В начале было Слово. И это Слово было Бог».

Мыслительные (идеальные) формы верификации устаревающих социальных регуляторов позволяют, на наш взгляд, все-таки более успешно формировать и развивать субъектные способности личности к социальному творчеству. Не случайно же большинство психологов утверждает, что физически наказывать ребенка нельзя. Здесь необходимо понимать, что гораздо более продуктивным будет формирование в процессе социального взаимодействия (родителей и детей, учителей и воспитателей и их учеников, администрации предприятия и его работников, органов власти и граждан страны и т. п.) не системы формальных (физических) санкций (наказаний), а нормальной прикладной этики. Рассматривая такую прикладную этику как нормативно-ценностную подсистему, В. И. Бакштановский и Ю. В. Согомонов, например, связывают процесс ее разработки, прежде всего, с необходимостью конкретизации морали. Они пишут: «Из какого же духовного материала «лепятся» нормативно-ценностные подсистемы? Например, профессиональная мораль? Чаще всего авторы… представляют дело таким образом, что с незапамятных времен существовала некая, уже сложившаяся, «общественная мораль»… Так ли это?» [26, с. 41]. И далее указанные авторы с этим не соглашаются, полагая, что «в таких представлениях дает о себе знать инертное, не отрефлексированное должным образом понимание и общества и самой морали» [26, с. 41].