«Тов. Мехлис! На Ваш запрос о басне Демьяна «Борись или умирай» отвечаю письмом на имя Демьяна, которое можете ему зачитать.
Новоявленному Данте, т. е. Конраду, то бишь… Демьяну Бедному.
Басня или поэма «Борись или умирай», по-моему, художественно-посредственная штука. Как критика фашизма, она бледна и неоригинальна. Как критика советского строя (не шутите!), она глупа, хотя и прозрачна. Так как у нас (у советских людей) литературного хлама и так не мало, то едва ли стоит умножать такого рода литературу еще одной басней, так сказать… (во всех случаях отточия сделаны Сталиным. — Ю. Р.) Я, конечно, понимаю, что я обязан извиниться перед Демьяном-Данте за вынужденную откровенность.
Что к этому добавить?
Там, где есть «большой» вождь, не обойтись и без «малых» вождей. Войдя в число самых близких к Сталину политических деятелей, Мехлис получил право на повышенную долю общественного внимания. Когда в октябре 1937 года он был выдвинут по Кунцевскому избирательному округу Москвы кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР, пресса, начиная с районного «Большевика» и кончая «Правдой», запела осанну «нашему кандидату». За все 7 лет работы в «Правде», писал упомянутый выше партийный функционер Поспелов, Мехлис не имел ни одного выходного дня. Когда в 1933 году он заболел, в больницу попал «прямо из-за редакционного стола». И едва придя в себя, несмотря на протесты врачей, сразу занялся редакционными делами.
А вот статья Михаила Кольцова из «Рабочей Москвы» от 4 декабря 1937 года. Видному журналисту явно изменяют вкус и чувство меры. Друг друга сменяют одни бездушные штампы, в статье не найти ни единого живого слова: неутомимый, воинствующий марксист, вдумчивый партийный работник, твердый большевик и т. д. и т. п.
На все терпящую бумагу легли и вирши Алексея Суркова:
Вслед за маститыми «инженерами человеческих душ» высказывались и рядовые избиратели. Н. Шубин, работник санатория «Барвиха», бывший технический работник аппарата ЦК: «В 11 часов, в 3–4 часа ночи мы почти всегда могли его видеть занятым. Свое здоровье Лев Захарович не оберегает, а о людях печется по-сталински».
Бывшая ткачиха «Красной розы» А. Грачева высказала восхищение радением главного редактора «Правды» о рабочем человеке. Фабула ее рассказа проста: на фабрике разворачивалось движение многостаночниц. Переходили на новую систему неорганизованно. Грачева написала об этом заметку. После публикации работницу вызвал нарком (впоследствии разоблаченный, как «враг народа») и отругал ее. Пошла тогда Грачева в «Правду». Ее принял плавный редактор, и — вновь публикация. «Никогда я не забуду той огромной помощи, которую в трудную минуту моей жизни оказал мне Лев Захарович Мехлис. Не побоялся он раскритиковать за меня, работницу, наркома».
Блажен, кто мог уверовать в благородные мотивы поступков этого человека…
Годы работы Мехлиса в «Правде» заметно повысили и укрепили его номенклатурное положение. Это стало возможным за счет абсолютной поддержки им тех мер, которые предприняли генеральный секретарь ЦК ВКП(б) и его ближайшее окружение, проводя политику «большого скачка» в экономике, искусственно разжигая в стране классовую борьбу, запугивая и физически уничтожая оппозицию, поучая писателей, поэтов, композиторов, как сочинять «правильные» книги и оперы. Лев Захарович стал одним из главных в стране пропагандистов курса, избранного сталинским руководством партии. Его энергии, инициативы и настойчивости в реализации сталинского курса оппоненты вождя могли лишь позавидовать.
Завершился процесс его утверждения как публичного политика общепартийного масштаба. К полученным ранее возможностям аппаратчика влиять на политику исподволь, используя преимущественно неформальные связи с руководителями партии, Мехлис добавил полномочия, вытекавшие из его высокого служебного положения и членства в Центральном комитете партии.
Глава 4. На пике «Большого террора»
«Уничтожать, как бешеных собак»