Мехлис. Тень вождя

С линией наркома в этом вопросе я не согласен. Неправильно также, что собрание отменяется через голову начальника Политуправления РККА… Вообще мне уже пора отвечать хотя бы за кое-что в Наркомате. Я готов отвечать за мою работу. Но я не могу мириться с тем, когда кругом не мало врагов (не только в Разведупре, но и в центральных управлениях), а я нахожусь в роли наблюдателя.

Прошу вызвать меня и дать линию. Наркому я доложил, что вопрос передаю в ЦК ВКП(б)».[66]

Словом, аресты в органах военной разведки продолжались. И это — напомним — в канун Второй мировой войны! В пароксизме шпиономании, в желании любой ценой выслужиться перед Сталиным его бывший помощник, как видим, договорился до того, что руки ему вяжет не кто иной, как нарком обороны. А в общем-то, ход с письмом мог преследовать далеко шедшие расчеты: и себя в глазах вождя показать с выгодной стороны, и наркома, отношения с которым у Льва Захаровича никогда теплыми не были, лишний раз уязвить.

Руке Мехлиса принадлежит масса доносов, касающихся отдельных военных руководителей, в том числе тех, кто в годы Великой Отечественной войны вырос в крупных военачальников.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.

На попытки Мехлиса дискредитировать его маршал обратил внимание Хрущева и Микояна в письме от 27 февраля 1964 года: «В 1937–1938 годах меня пытались ошельмовать и приклеить ярлык врага народа. И, как мне было известно, особенно в этом отношении старались бывший член Военного совета Белорусского военного округа Ф. И. Голиков (ныне маршал) и нач[альник] ПУРК-КА Мехлис, проводивший чистку командно-политического состава Белорусского ВО».[67]

Маршал Советского Союза И. С. Конев.

Донос на него, тогда командира и военкома 37-й стрелковой дивизии, поступил в ЦК ВКП(б) еще в декабре 1937 года. По этому поводу начальник ПУ РККА Смирнов сообщил в ЦК о том, что Конев сомнений не вызывает, работает хорошо. В марте 1938 года Мехлис затребовал это письмо из архива, чтобы использовать для компрометации Смирнова. Занялись и новой проверкой Конева на том основании, что его прикрывал «враг народа». В декабре того же года Мехлис информировал ЦК: «По имеющимся сведениям Конев (к этому времени уже командующий 2-й отдельной Краснознаменной армией. — Ю. Р.) скрывает свое кулацкое происхождение, один из его дядей был полицейским».[68]

Маршал Советского Союза В. К. Блюхер.

Буквально сразу же по прибытии в штаб Краснознаменного Дальневосточного фронта, которым Блюхер командовал с 1 июля 1938 года, Мехлис и бывший с ним заместитель наркома внутренних дел М. П. Фриновский вступили в острый конфликт с командующим. При активном участии начальника ПУ РККА было сфабриковано «дело» Блюхера, которое рассматривал Главный военный совет РККА 31 августа 1938 года.

К маршалу, очевидно, присматривались давно. Его лояльность вождю проверили, введя вместе с заместителем наркома обороны Я. И. Алкснисом, начальником Генерального штаба РККА Б. М. Шапошниковым, командующими Московским, Белорусским, Ленинградским и Северо-Кавказским военными округами С. М. Буденным, И. П. Беловым, П. Е. Дыбенко, Н. Д. Кашириным в Специальное судебное присутствие, рассматривавшее дело о «военнофашистском заговоре» Тухачевского и других. Поистине не было границ сталинскому цинизму: сначала заставить военачальников участвовать в судилище над боевыми товарищами, а потом уничтожить и их самих, обвинив в участии в том же самом заговоре (из членов Специального присутствия остались в живых лишь Шапошников и Буденный).

Наверное, следует ради справедливости отметить, что Василий Константинович действовал на Хасане неудачно. По оценке маршала Конева, «во всяком случае, такую небольшую операцию, как хасанские события, Блюхер провалил». Однако претензии, которые ему предъявили на заседании Главного военного совета, носили, прежде всего, не военный, а политический характер. Командующего Дальневосточным фронтом обвинили в «сознательном пораженчестве», неумении или нежелании «по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа», «двуличии, недисциплинированности и саботировании вооруженного отпора японским войскам». По итогам заседания ГВС РККА Блюхер от должности командующего был отстранен.[69] До ареста ему оставалось чуть более полутора месяцев, до гибели в тюрьме в результате диких истязаний — еще 18 суток.

Генерал армии A.B. Хрулев.

«В конце 1937 г., — вспоминал он, — Мехлис уверял Сталина, что я враг, участник военно-фашистского заговора. Щаденко пытался возражать, но достаточно робко, а затем под влиянием Мехлиса и сам стал сомневаться. В 1938 г. я был близок к аресту». Позднее сам начальник ПУ с неудовольствием говорил, что только заступничество Сталина и Ворошилова, которые знали Хрулева еще по гражданской войне, спасло его крупных неприятностей.[70]

Генерал-лейтенант М. Ф. Лукин.