Мехлис. Тень вождя

В 1937 году за «притупление» классовой бдительности он был снят с должности военного коменданта Москвы и направлен заместителем начальника штаба СибВО. Будучи в Новосибирске проездом на Дальний Восток, Мехлис 27 июля 1938 года телеграфировал Щаденко и Кузнецову: «Начштаба Лукин крайне сомнительный человек, путавшийся с врагами, связанный с Якиром. У комбрига Федорова (тогда — начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР. — Ю. Р.) должно быть достаточно о нем материалов… Не ошибетесь, если уберете немедля Лукина».[71] Вызванного в Комиссию партийного контроля будущего Героя Советского Союза, командующего армией, спасло лишь вмешательство Ворошилова (к слову, редкий для наркома обороны случай).

Обнаружены также доносы, подписанные Мехлисом, на начальника Разведывательного управления РККА комдива А. Г. Орлова (17.12.1938), члена Военного совета ВВС РККА В. Г. Кольцова (3.03.1938), командующих войсками УрВО Г. П. Софронова (19.04.1938) и СибВО М. А. Антонюка (22.05.1938), заместителя командующего войсками МВО Л. Г. Петровского (26.05.1938), комдивов М. А. Рейтера (21.12.1938), И. Т. Коровникова (21.12.1938) и других. Большинству из них, к сожалению, не удалось доказать свою невиновность, и они пали жертвами репрессий.

Мехлис держался весьма независимо. Он и через голову своего непосредственного начальника наркома Ворошилова мог, как мы видели выше, обратиться к Сталину, а уж с другими руководящими работниками и вовсе не боялся отношения испортить.

Доверием маршала Буденного пользовался командир особого кавалерийского полка Наркомата обороны комбриг К. Г. Калмыков. Член военного совета Московского военного округа дивизионный комиссар А. И. Запорожец по-всякому пытался убрать Калмыкова, заподозренного в связях с «врагами народа», даже проинформировал секретаря ЦК A.A. Андреева о необходимости уволить комполка из армии. Но вмешивался командующий округом Буденный, беря подчиненного под защиту. Не добившись желаемого, Запорожец доложил начальнику ПУ РККА. Тот направил целый доклад о положении в особом кавполку и его командире на имя Сталина и Ворошилова, как председателя Главного военного совета.[72] Калмыков «политического доверия не заслуживает», говорилось в нем, однако пользуется поддержкой маршала Буденного.

Лев Захарович, настаивая на отстранении комбрига от должности, по сути, одновременно ставил вопрос и о политической незрелости, если не хуже, его высокого покровителя. Он, таким образом, давал понять: в борьбе с врагами народа для него нет никаких компромиссов, никаких привходящих обстоятельств, вроде соображений субординации или дружеских отношений. Подобные импульсы, посылаемые Сталину, принимались весьма благосклонно, чему есть много подтверждений. И главное из них то, что Мехлису было позволено свирепствовать вплоть до сентября 1940 года, когда даже провалившийся Ворошилов уже был убран с поста наркома.

Поведение начальника ПУ РККА высвечивало его нравственную ущербность, склонность к фарисейству и интриганству. Расправившись с десятками и сотнями по-настоящему преданных государству и народу коммунистов-руководителей, он без тени малейшего смущения заявил с трибуны XVIII съезда ВКП(б): «Всем нам, армейским большевикам, пора по-сталински относиться к судьбе члена партии, не допускать исключения человека по шепоткам в закоулках, а действовать только на основе документов и фактов».[73]

Расправы над конкретными людьми сопровождались массовым «промыванием мозгов». В соответствии с директивой от 26 мая 1938 года в учебные планы военных и военно-политических училищ, курсов, военных академий, дивизионных партийных и комсомольских школ, окружных домов партийного образования вводился специальный курс «О методах борьбы со шпионско-вредительской, диверсионной и террористической деятельностью разведок капиталистических стран и их троцкистско-бухаринской агентуры». А каждый судебный процесс над этой самой «агентурой» предварялся и сопровождался шумной пропагандистской кампанией в армейской печати, о чем следовали многочисленные указания начальника ПУ РККА.

Лишь к концу 1938 года наркотический дурман репрессий вроде бы отпустил инквизиторов: на общегосударственном уровне появились первые признаки изменения репрессивной политики. В секретном постановлении СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» положительно оценивалась работа органов НКВД по «очистке СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров». В то же время здесь перечислялись «крупнейшие недостатки и извращения» в работе НКВД и прокуратуры — массовые необоснованные аресты, грубое нарушение процессуальных норм и т. п. Правда, все это списывалось на «врагов народа», пробравшихся в органы НКВД. Тем не менее была признана необходимость дальнейшую работу организовать «при помощи совершенных и надежных методов». Постановление запрещало массовые аресты и высылки, ликвидировало судебные «тройки». Через несколько дней с поста наркома внутренних дел был снят Ежов.