Кямилов проворно встал, пыхтя и сопя оделся и, ничего не объясняя сонной Зарринтач, вышел. Запыхавшись, влетел он в свой кабинет, зажег лампу, внимательно осмотрелся. Все было на месте - стулья, несгораемый шкаф. Он уселся и стал беспрерывно звонить, поднимать людей с постели, будить, действительно, создал шум. Отовсюду ему отвечали вежливо, с уважением. Так в чем же дело, откуда эти страхи, что вселились в его сердце? Он поднялся, тихо свистнул и, немного успокоившись, стал гулять по кабинету. Наконец он позвонил: Муртузову.
- Муртуз, загляни ко мне, деточка.
Кямилов даже не дождался "баш-усте" Муртузова, положил трубку на рычаг, засунул руки в карман своих наутюженных галифе, обтягивающих толстые, как бревна, ноги и уставился на носки сапог.
Так дела, в общем, не так уж плохи...
В приоткрытую дверь просунулась голова Муртузова.
- Салам, - поздоровался Муртузов и осторожно спросил: - Можно войти?
- Пожалуйста, Муртуз.
- Стоит вам приказать, мы всегда к вашим услугам.
- Что нового, Муртуз?
- Все по-старому, лишь здоровья хочу вам еще раз пожелать, товарищ Кямилов.
- Почему ты так запыхался? А?
- Шел быстро.
- И очень хорошо сделал, Муртуз. - Кямилов достал из пестро размалеванного портсигара папиросу и зажег. - И хорошо сделал, что торопился, Муртуз. Я не люблю ждать. - И сразу же спросил, яростно сжимая папиросу в зубах: - С какими новостями вернулся прокурор? Как его настроение? Такой же самодовольный, как и был?
- Настроение у моего начальника блестящее.
- В каком это смысле блестящее? - Кямилов стряхнул пепел. - По каким это признакам его настроение кажется хорошим?
- Повидимому, работу его одобрили, сказали ему "яхши".
Кямилов не хотел даже слышать слово "яхши" применительно к Мехману.
- Гм! "Яхши", говоришь? Он вылетит отсюда с таким звоном, что сорок лет у него будет звенеть в ушах. - Кямилов, позабыв, что на краю пепельницы дымится положенная им папироса, достал из портсигара другую и стал нервно постукивать ею о крышку. - Итак, что же ты скажешь?
- Впечатление такое, товарищ Кямилов, что земной шар, прокуратура, комсомол - все это стало существовать только со дня рождения этого Мехмана...
- Как это так?
- Он с таким видом роется в делах, так старается во все вникнуть и во все вмешиваться, как будто земля перестанет вращаться, если не он...
- Ну, а ты плывешь по поверхности и, главное, боишься навлечь его гнев?
- Чем я заслужил такое недоверие? Э, товарищ Кямилов, даже длинный летний день кончается и начинается новый день.
- Не для того ли ты провожал из районов столько прокуроров, чтобы стать прислужником у этого мальчишки?
Муртузов хихикнул, покачал лысой головой и помял в руках свою кепку с выцветшим козырьком, лежащую на коленях.
- Скорее вы их провожали, чем я, товарищ Кямилоз.
- Ты намекаешь на Рустам Заде? - Настроение Кямилова как будто сразу немного улучшилось. - На него? Того богатыря? Того тигра в брюках галифе? Да, я его выпроводил...
- И большинство из них пострадало из-за Зарринтач-ханум, - подсказал Муртузов, желая ободрить и Кямилова, и самого себя. - Рустам Заде стал жертвой вашей ханум. Не выдержал напора богатырь и свалился спиной наземь.
- Ну при чем тут Зарринтач? Не такой уж я ревнивый... Этот Рустам Заде сам вырыл себе могилу... Разве ты не слыхал, говорят же ведь, что тот, кто роет яму другому, сам первый попадает в нее.
- Ну, конечно, тут сыграла роль ваша всесильная рука.
- Разве что-нибудь может свершиться без руки сильной или бессильной, все равно? - Кямилов потянулся всем телом. - Он хотел нанести нам удар. Так как же ты считаешь? Мы не должны были дотронуться до него даже своим мизинцем, если он занес над нашей головой топор?
- Ваш мизинец страшнее самого большого топора на свете...
- Когда козел ищет своей гибели, он начинает тереться головой о дубину пастуха...
Словно почувствовав прилив сил, Кямилов стал снова разгуливать по кабинету. Муртузов окинул его внимательным взглядом.
- Но этот прокурор бьет по очень чувствительному месту, ухватился за очень тонкий предлог, - сказал он. - За очень тонкую нитку он ухватился.
- Ничего не бойся. Тесто, которое он замешивает, впитает еще много водички.
Кямилов снова начал горячиться. Муртузов хотел успокоить его.
- Откровенно говоря, этот Атамогланов очень мне не нравится, - сказал он и поднялся.
Кямилов положил руку ему на плечо и придавил его своей ладонью.
- Ты боишься его, признавайся? Фамилия, что ли, его напугала тебя? Атам-оглан-ов!