Меховое дельце

— …с собой хотел покончить. Доктора, слава богу! — старушка перекрестилась, — выходили, бедненького. Но с тех пор смурной стал Сашенька, к женщинам и близко не подходит: не верит им теперича, супостаткам. Правда, — Клавдия Федоровна вдруг оживилась, — в последнее время вроде бы оттаивать стал. Улыбается иногда.

Да ну? Извините, мамаша, но как-то вот не в состоянии я представить себе вашего сыночка улыбающимся.

— Может, кто у него появился? — с надеждой в голосе продолжала старушка. — Дай-то бог.

Понятно. Шерше, значит, ля фам. Женщины, стало быть, во всем виноваты. И что это за народ такой? Ах они, супостатки! А Трофимов-то у нас, оказывается, «разочарованный»…

Пока я так размышляла, старушка тоже что-то надумала, от ответов перешла к вопросам.

— Погоди-ка, дочка, а ты сама-то не замужем ли?

— Нет, Клавдия Федоровна, не замужем.

— И деток нету?

— Нет.

К чему она клонит?

Старушка радостно хлопнула себя по колену. И сейчас же перекрестилась.

— Вот славно-то! Понравилась ты мне, дочка, — заговорила она тихо, проникновенно. — Добрая ты, ласковая. Не то что нынешние эти… И работа у тебя опять же гуманная. Получаете вы там мало — Сашеньке не обидно будет, что супруга больше его, голубчика моего, зарабатывает.

Бог ты мой! Так и есть: сватает! Вот так понятия у мамаши.

— Ты, дочка, задержись-ка еще на часок. Сашенька приедет, я тут вас сразу и познакомлю.

Ничего себе! Без меня меня женили, называется!

— Да ты не беспокойся, — продолжала между тем Трофимова, — я-то, чтоб не мешать вам, к соседке уйду, побалакаем там с ней. А ты теперь, знаешь что, голубушка, ужин Сашеньке своими ручками приготовь. Он страсть как любит сладко поесть — сразу и влюбится. А через годок — свадебку, а? Чего молчишь?

Надо что-то делать, причем срочно. Перспектива встретиться с Трофимовым у него дома меня совсем не радовала. И я принялась быстренько втолковывать старушке, что-де на работе и мне необходимо вернуться на оную не позднее половины пятого. Дела, сами понимаете… и так далее. Клавдия Федоровна головой покачала, соглашаясь:

— Конечно, конечно, я понимаю, отчего ж не понять? Нагружают вас там, бедных, сверх меры. Это, дочка, даже хорошо, что вы теперь с Сашенькой не встретитесь. Я его, голубчика, подготовлю, а то он у меня сурпрызы не больно любит.

Надо же! Я такие сюрпризы тоже не очень люблю.

— Опять же скромность мне твоя нравится. Стесняешься ты с ним сразу встретиться — это хорошо, это положительно.

Ваша правда: стесняюсь, матушка, ох как стесняюсь! К тому же совершенно не умею готовить. А посему позвольте откланяться — пока ваш драгоценный сыночек и в самом деле раньше времени домой не заявился.

— Тебя, дочка, в другой раз когда ждать-то?

Я отговорилась занятостью и обещала предварительно позвонить. Попрощалась как можно ласковее.

Клавдия Федоровна, кажется, ничего не заподозрила. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

* * *

Бог миловал. Я не столкнулась с Трофимовым ни в подъезде, ни на троллейбусной остановке.

А народу-то, народу! Угораздило меня сегодня оставить свою «девятку» на стоянке. Куда же вы едете, люди? Надо же, в стране — сплошная безработица, заводы стоят, фабрики не работают, учителя заодно с врачами бастуют, а транспорт переполнен! Парадокс!

Добравшись наконец до дома, едва доплелась до любимого кресла и рухнула в него как подкошенная. Минут двадцать сидела неподвижно, с закрытыми глазами.

М-да… Избаловались вы, Татьяна Александровна, с собственной-то машиной. Конечно, комфортно в ней: никто не толкается, непечатными словами не ругается, на ноги не наступает и новые дорогие колготки торчащим из авоськи дурно пахнущим рыбьим хвостом не рвет. Благодать! А эта получасовая поездка в набитом до отказа троллейбусе совершенно выбила меня из колеи.

И до чего же не хочется из кресла вставать, кто бы знал. Однако надо, поскольку дел — вагон и маленькая тележка.

Тяжело вздохнув — никто не пожалеет! — открыла глаза, потянулась, привычно нашарила ногой тапочки и отправилась в ванную.

Ледяной душ, во время которого предоставлялась отличная возможность проверить силу и мощь собственного голоса, как я и ожидала, взбодрил и привел в уравновешенное состояние, а пара чашек черного кофе и сигарета довершили дело: Татьяна Александровна вновь стала самой собой — бодрой и уверенной в себе.

Я села за стол, включила зачем-то настольную лампу, хотя за окном еще белый день. Выключила. Работать, несмотря на душ и кофе, все равно не хотелось. Опять потянулась за сигаретами.

Результаты трудов моих праведных валяются в полном беспорядке. Какие-то пометки, записки… ерунда, в общем. Ничего конкретного, ни малейшей зацепочки. А время идет…

Серегина, конечно, убили. Но вот кто и почему? Имеются у нас в наличии мрачный тип Трофимов, мой разочарованный в женщинах потенциальный жених, затем господин Каморный, алчный и завистливый, мартовский кот Тулузов и, наконец, истеричная Аллочка. Хороший набор. Ну и кто же из сего милого общества…

Мои размышления прервал телефонный звонок. Сняла трубку.

— Добрый вечер, Иванова слушает.