Суетящиеся вокруг портнихи и служанки немедля выразили полное согласие с их словами, и только мнения самой Марии Агнессы никто спрашивать не собирался, а уж ей, поверьте, имелось, что сказать по этому поводу герцогине с маркграфиней.
Было трудно найти двух более непохожих женщин, чем эти две владетельные дамы, но, тем не менее, они быстро сошлись. Анна и в молодости была на редкость некрасива, но прусскую принцессу в восемнадцатилетнем возрасте выдали замуж за сына бранденбургского курфюрста. Её отец был душевнобольным, да и муж, мягко говоря, не блистал интеллектом. Но зато у самой маркграфини в достатке было и ума и характера, и она не стеснялась демонстрировать и то, и другое. Злые языки говорили, что она даже поколачивала своего супруга, когда тот злоупотреблял горячительными напитками и нес ахинею под их воздействием.
Катарина, напротив, была довольно миловидна и умела ладить с окружающими её людьми. Отец долго не мог найти ей подходящую партию и, в конце концов, выдал за живущего при его дворе мелкого германского князя. Но скоро, невероятным вывертом судьбы, Иоганн Альбрехт стал единственным властителем Мекленбурга, да плюс к тому, его выбрали царем в далекой и непонятной Московии, про которую много кто слышал, да мало кто знал.
В общем, пока её муж странствовал по свету и совершал подвиги, о которых любили посудачить завсегдатаи пивных, шведская принцесса освоилась в его владениях и крепко взяла в руки бразды правления герцогством.
Таким образом, несмотря на все несходство характеров и внешности, Катарина и Анна были женщинами умными, властными и не собирались ограничивать свои интересы к «Kinder, Küche, Kirche»[21]
. А выбор наряда для незаконнорожденной дочери Иоганна Альбрехта был лишь поводом собраться без лишних глаз и обсудить кое-какие детали.— Как ваши девочки восприняли сватовство моего брата? — осведомилась герцогиня Мекленбургская.
— Мария Элеонора счастлива, Анна София бесится, а Екатерина втихомолку смеется над ними обеими!
— Сказать по правде, я немного удивлена выбором Густава Адольфа. Ваша старшая дочь и характером, и умом определенно превосходит среднюю.
— Вам ли не знать, моя дорогая, что мужчины не очень-то любят умных женщин!
— Это верно, — мягко улыбнулась Катарина.
— Ну, кажется — готово, — с удовлетворением заявила маркграфиня, увидев, что портнихи окончили работу. — Снимите Её Светлость с табурета!
Оказавшись на полу, Шурка сделала несколько неуверенных шагов, затем повернулась и вопросительно посмотрела на мачеху.
— Весьма недурно, — заключила та. — Теперь Вас можно предъявить обществу.
— И оно будет в восторге! — согласилась с ней Анна Прусская.
— Тут есть зеркало? — неуверенно спросила Мария Агнесса.
— Разумеется, — отвечала хозяйка, и сделал знак служанкам.
Шурка с любопытством посмотрела на свое отражение и, неожиданно для себя, осталась довольна увиденным. Раз уж торжественного приема не избежать, то лучше предстать перед собравшимися при полном параде, не так ли?
— Надобно пригласить живописца, с тем, дабы он написал ваш портрет, — заявила маркграфиня, после того, как девочка вдоволь на себя полюбовалась
— Зачем? — удивилась Мария.
— Ну, хотя бы послать вашему отцу.
— Это что же, позировать придется?
— Разумеется.
— Иоганн Альбрехт, вне всякого сомнения, будет очень рад! — хмыкнула герцогиня и выразительно посмотрела на высокопоставленную подругу.
— Решено, завтра же мы дадим знать местным художникам, и выберем из них лучшего!
После того как владетели Бранденбурга узнали о приезде принцессы, ей выделили соответствующие её положению апартаменты. Увы, этот статус, с их точки зрения, был не слишком высок, поэтому простором и роскошным убранством они не отличались. Сказать по правде, в гостинице им с матерью было как бы ни удобнее, но отказаться от гостеприимства было никак не возможно. Выделенная Марии комната была узка, темна и находилась далеко от покоев хозяев и герцогини, так что для участия в церемониях ей приходилось идти через весь дворец.
Марте была предоставлена возможность жить вместе с дочерью, но её пребывание было обставлено значительным количеством неудобств. Тем не менее, с ними приходилось мириться, надеясь лишь, что герцогиня Катарина не станет гостить в Берлине слишком уж долго.
Болеславу было проще — он поселился вместе с братом, благо, тот путешествовал без супруги. Перед самым отъездом выяснилась, что баронесса Регина Аделаида находится в тягости и потому герцогиня велела ей оставаться в Гюстрове.