Мекленбургский дьявол

Присмотревшись, я тоже заметил, что на фелюге оказывается еще кто-то остался и эти кто-то, то ли наскоро залатав парус, то ли сыскав ему замену, пытаются направить свое утлое суденышко навстречу врагу. Казалось еще не много и их усилия увенчаются успехом, тем более что с высокого борта османского флагмана их было не видно. Добившись, наконец, своего Ржевский и его товарищ, подожгли содержимое трюма и дружно сиганули в воду, стараясь отплыть как можно дальше.

— Только спаситесь, — молился я про себя, — только уцелейте! Пудовую свечу всем угодникам поставлю, вас награжу так, что все бояре от зависти сдохнут…

Увы. Иногда в жизни бывает так, что для успеха сделано все и даже больше и, кажется, что удача почти в руках, а капризная девка Фортуна в этот момент оборачивается к тебе своей мясистой античной задницей!

Так было и на этот раз. Толи фитиль прогорел слишком быстро, толи еще что случилось, но когда до форштевня турецкой мавны оставалось едва ли несколько сажень, наш многострадальный брандер взорвался, осыпав вражеский корабль кучей горящих обломков. Это, конечно, само по себе тоже было немалой кучей неприятностей, однако…

— Вперед! — скрипнул я зубами. — Подойти к сукиным детям на пистолетный выстрел и долбить пока юшка не потечет!

Как ни медленно двигались навстречу друг другу наш и турецкий корабль, все-таки через четверть часа мы почти поравнялись и принялись осыпать друг друга залпами. Как оказалось, пушки мавны если и уступают калибром нашему галеасу, то совсем ненамного, да к тому же превосходят количеством. Однако более короткие грифоны куда легче перезаряжать, а потому на каждый турецкий выстрел мы отвечали двумя, а затем и тремя.

На таком расстоянии промахов почти не было, но все же каменные ядра турецких пушек значительно уступали нашим чугунным. Каждое попадание в борт вырывало из деревянной обшивки целый рой щепы, калечащих всех оказавшихся на ее пути. И у нас, и у них, нижние деки были завалены мертвыми телам, а те, кому посчастливилось уцелеть, истекали кровью от мелких ран, но упрямо посылали в ненавистного врага выстрел за выстрелом.

Ничуть не спокойнее было и на верхних палубах. Янычары палили по нам из ружей и мелких кулеврин, посылали целые тучи стрел, а мы отвечали им тем же. Несколько залпов картечью, буквально выкосившие вражеские ряды, судя по доносившимся до нас воинственным крикам, нисколько не охладили османский пыл. Я сам, не выдержав собственной праздности, подхватил ружье павшего мушкетера, и сделал несколько выстрелов, по засевшим на марсах лучникам. По меньшей мере, двое из них сверзились с высоты, размахивая руками. Причем один упал в воду, а второй разбился о палубу.

Наконец, огонь противника начал стихать. Возможно, у них подошли к концу припасы, а быть может и канониры. За это время мы почти разошлись бортами, но казавшийся невозмутимым Петерсон, круто заложил вправо, явно намереваясь обрезать османам корму. Однако то ли турецкий адмирал не желал этого, толи с обращенного к нам борта не осталось гребцов, но тяжелая мавна крутилась на месте, как будто желая удержать нас на траверзе.

— Табань! — крикнул я. — Вертятся, так черт с ними, пусть вертятся!

И пушки загрохотали с новой силой. Но пока мы хлестались с турецким флагманом, в не менее отчаянной схватке сошлись галеры. Больше всех не повезло каторге попавшей под атаку брандера Теодоракиса. Огонь охвативший фелюгу быстро перекинулся на вражеский корабль и, несмотря на отчаянные усилия собственной команды, скоро тот заполыхал погребальным костром. Сообразившие, что справиться с огнем не получится, многие матросы принялись прыгать в воду, стараясь отплыть как можно дальше. Скоро огонь добрался до крюйт-камеры и грянувший за тем мощный взрыв, раскидал в разные стороны обломки.

Но две оставшиеся каторги, несмотря на то, что остались в меньшинстве действовали более удачно. Активно маневрируя, они вели артиллерийскую дуэль с тремя нашими галерами, и тут у более опытных турок выявилось некоторое преимущество. Ни разу не подставив свои борта под удары наших грифонов, умело маневрирующие османы сумели несколько раз удачно поразить наши корабли. Те же, теряя время и делая ошибки, раз за разом подставляли борта под все более точные выстрелы османов. В итоге одна из наших галер потеряла управление и кое-как отошла в сторону.

Приободрившиеся турки усилили натиск, заставляя пятиться своего противника. Что же касается трех остальных наших галер, еще совсем недавно бывших турецкими, то их командиры и экипажи растерялись и никак не участвовали во всеобщей свалке. Учитывая их неопытность, возможно, это было и к лучшему, но этим сумел воспользоваться турецкий реис, на той каторге, что с самого начала отстала от своих основных сил.