Мекленбургский дьявол

– Хороший вопрос, мой мальчик. Постараюсь ответить на него честно. Понимаешь, в чем дело. Та армия, которую я создал, может разгромить все крымские войска. Даже если к ним присоединятся те, которые ушли с султаном Османом в Подолию. Но их совершенно недостаточно, чтобы его удержать. Османы этого не потерпят, а у них огромная держава. Я могу разгромить одно, два, три таких войска, как под Азовом, но они могут прислать их десять. А я должен во что бы то ни стало сберечь свою армию. Поэтому сейчас мы не станем завоевывать Крым.

– Мы?

– Да, сын. Рано или поздно мы придем сюда и сделаем его своей землей. Может, это будешь ты, а может, твой сын или внук, это не важно. Но сейчас нам это не под силу. Поэтому мы будем всячески разорять ханство. Вывезем отсюда всех христиан, угоним весь скот, сожжем и разграбим все города, чтобы те немногие, что уцелеют, вздрагивали при одном только нашем имени и не смели больше приходить на нашу землю с набегами. Запомни эти слова и, когда меня не станет, продолжай делать то же самое.

– Хорошо, отец.

– Слушай, а где Петька? Обычно он ни на шаг от тебя не отходит.

– Ну, он… – замялся царевич.

– Ладно. Ступай.

В обычное время лейб-медик О’Конор старался не подпускать к моей тушке никого из врачей, опасаясь конкуренции. Но на переговоры с посланником хана мне понадобилась Нахат, а вместе с ней, разумеется, пришел и Попел. Пока проходила «церемония», чех скромно держался в сторонке, но после того, как Юсуф-бека выпроводили прочь, я приказал ему подойти.

– Рад приветствовать ваше величество, – изобразил тот изящный поклон. – Надеюсь, ваши раны причиняют вам не слишком много беспокойства?

– Черта с два, – скривился я. – Еще как доставляют.

– Вы позволите осмотреть вас? – обеспокоенным тоном попросил чех.

– Валяйте, только недолго. А то, не ровен час, наши крымские друзья скоро пойдут на приступ, а я тут без штанов рассиживаю.

– Если вашему величеству будет угодно узнать мое мнение, – решительно заявил Вацлав, едва глянув на рану, – то вам не следует в ближайшее время ходить самому.

– Что, все так плохо?

– Пока нет, но может стать хуже.

– Вы думаете?

– Увы, мне неоднократно приходилось наблюдать, как самые незначительные царапины начинают загнивать в здешнем климате. А это ранение никак не назовешь таковым.

– Климат? – задумался я. – Возможно, вы правы. Жара и высокая влажность способствуют таким вещам.

– Вы изучали медицину? – насторожился молодой человек.

– Весьма поверхностно, мой друг. Немного из одного трактата, чуточку из другого. Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь.

– Судя по требованиям вашего величества по устройству лазаретов, отхожих мест, приготовлению пищи и кипячению воды, вы склонны преуменьшать свои знания. Иногда я и другие коллеги по нашему ремеслу просто теряемся от них. Однако мой, сознаюсь, весьма скромный опыт успел показать не только разумность, но и необходимость этих требований.

– Вы довольно неумелый льстец, господин Попел, – мягко улыбнулся я. – И если ваше честолюбие требует более высокого положения, нежели должность полкового врача, вам следует исправить этот недостаток.

– Вы меня не так поняли, государь, – смутился чех. – Я вовсе не стремлюсь занять чье-то место. Позвольте мне обработать вашу рану и удалиться.

– Валяйте. А пока будете корпеть, расскажите мне о том, как прошла экспедиция.

– Разве господин Панин не доложил вам?

– Разумеется, доложил. Но меня интересует взгляд со стороны. Вы ведь успели кое-что повидать, прежде чем стали доктором, не так ли?

– Почему вы так думаете?

– Бросьте, Вацлав. Всю свою жизнь я воюю и, уж поверьте мне, могу отличить человека, привыкшего смотреть смерти в лицо, от «повелителя клистирных трубок», которого вы пытаетесь изображать.

– Вы, конечно же, правы, ваше величество, – вздохнул Попел. – Пика и мушкет для меня не менее привычны, чем ланцет и корпия. Но когда на «Праздном поле» вместе с павшими закопали свободу Чехии, я решил посвятить себя более спокойному ремеслу.

– И тем не менее при всякой возможности радостно хватаетесь за шпагу?

– Увы, государь. Никто не совершенен. Даже ваше величество.

– Не понял?

– У вас есть немало прекрасных военачальников, но вы стараетесь не пропустить ни одной схватки, и даже сейчас, невзирая на ранение, намерены сунуть голову в огонь. Прилично ли это такому великому монарху, как вы?

– Беру свои слова обратно, – нахмурился я. – Языком вы владеете не хуже, чем шпагой, и придворный из вас непременно получится.

– Прошу простить меня, если эти слова показались вашему величеству дерзостью, но разве я не прав? Генерал фон Гершов, Корнилий Михальский, да и мой командир – полковник Панин ничуть не хуже вас смогут распорядиться на поле боя.

– Черт с вами. Пожалуй, я прислушаюсь к вашему совету. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

– Вас интересует мое мнение по поводу экспедиции к Синопу?

– И вообще о нашей армии.