Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме

7

В какой-то момент Андрейченко почувствовал, как юное влагалище крепче обняло его член. Но вот Лиля, последний раз испытав сладкую, жаркую судорогу, пронзившую ее тело снизу вверх — от матки до сосков груди и выше, до кончика языка, благодарно прижалась к груди только-только переставшего стонать Андрейченко.

— Ну, Гюго, с тобой любовью заниматься — все равно что прыгать с парашютом… в затяжном прыжке!

— А ты с парашютом прыгала?

— Нет, я только что с тобой сладко трахалась. И пока ты кончил, Гюго, я три раза получила кайф!.. За это тебе, мой долгоиграющий, сюрприз! Посмотри назад, Гюго, только со стула не падай!

Витек устало обернулся и тихонько ойкнул. На него блаженно глядели с дюжину детских глазенок.

— Давно это они… эротику смотрят?

— Да минут десять, наверное.

— И ты все это время молчала?!

— Гюго, тебе разве было плохо?.. Как сладко трахаться, когда за тобой наблюдают!

Лиля слезла с Витька, бесстыже показала детям свою голую попку, на что дети никак не отреагировали, продолжая ей блаженно улыбаться.

— Лили любит Веру, — вдруг донеслось с дивана.

— Гюго, у меня здесь есть тезка! Приведи ее скорей, я хочу познакомиться!

Витек, застегнув ширинку, подошел к дивану… да встал как вкопанный.

— Ты че там застрял? Дурочка понравилась?

— Эта дурочка — вылитая ты, Лиля…

На диване сидела девочка лет 13–14 и играла большой говорящей куклой. Кукла была очень странной: с хлопчатобумажными косичками вместо рук и большими, напоминающими два турецких барабана грудями.

— Лили любит Веру, — повторила она и протянула куклу подошедшей Лиле.

— Господи, как эта дур… девочка и в самом деле похожа на меня!

— А ты говорила, что у тебя нет сестры.

— Да. То есть нет. Отстань от меня, Гюго! Как ты мог заниматься со мной сексом на глазах этого ребенка?!

— Я-я?! Так ты же сама…

— Заткнись, Гюго!.. Так тебя, значит, зовут Лили, да? — Лиля ласково провела пальцами по нежной щеке Лили. Та прильнула головкой к Лилиной ладони.

— Май нэйм из Лили. Вот из йе нейм? — тихо произнесла девочка.

Андрейченко заворожено смотрел на блаженную. Сквозь ее полупрозрачную сиреневую блузку притягательно вздымалась уже оформившаяся грудь.

— Май нейм из Лил…я. Гюго, ты так смотришь на Лили. На меня ты так ни разу не глянул…

На Лилиных глазах выступили слезы, она вырвала из рук блаженной куклу и уткнулась лицом в ее роскошную тряпичную грудь. Очнувшись, Андрейченко отчего-то дрожащими руками прижал голову девушки к своей груди: — Ну что ты, дурочка моя, я просто подумал, что…

— Не плачь, красавица, и время с горем справится, — снова тихо сказала блаженная. Лиля посмотрела на нее, потом на Андрейченко. — Гюго… Хочешь выбрать свою судьбу? — и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Сейчас ты выйдешь за дверь, а через пять минут снова войдешь… и выберешь свою Лили.

Когда Андрейченко вновь вошел в комнату, он увидел кольцо из детей. В центре стояли абсолютно голые, безумно похожие друг на друга девушки — две Лили.

— Господи, кто из вас кто?.. Лилька, кончай дурачиться!

Андрейченко никто не ответил, обе девушки одинаково глядели на Витька. Он подошел к ним и, став вдруг на колени, стал по очереди обнюхивать их лобки. Потом быстро поднялся возле одной девушки и потащил ее к двери. Уже на пороге не выдержал, оглянулся — Лиля беззвучно рыдала.

— Одевайся и больше никогда так не играй с судьбой.

Они молча покидали психушку. Когда выходили из калитки, Андрейченко посмотрел вверх, туда, куда выходило окно большой комнаты. В окне стояла с куклой Лили и что-то говорила им.

— Что она говорит?

— Она говорит тебе: «Пока, Гюго!»

8

Титры: «25 мая. Центр города, Театр драмы».

За три дня театр оброс строительными лесами, как Андрейченко щетиной во время недавней болезни. Но сейчас Витек был как огурчик, нет, как настоящий щеголь: гладко выбрит, в не очень дорогом, но модном костюме с батистовым треугольником, выглядывавшим из нагрудного кармашка, со счастливым блеском в глазах. Лиля так же блистала рядом с ним, сверкая перламутром обнаженных плеч. Она казалась подозрительно загоревшей, нежной бронзой отливал даже ее бесстыжий взгляд.

Люди оборачивались, глядя им вслед, пока они шли к театру.

У них был партер, третий ряд, прямо напротив сцены. Лиля была воодушевлена театральной сутолокой, громкими звуками, запахом классного английского одеколона, который она подарила Андрейченко. Ей захотелось пива, самого грубого. Она сказала об этом: — Гюго, возьми мне в буфете пива… черного-черного.

— Зачем? Давай лучше бренди-колы?

— Нет, только темного пива. Я хочу резче врубиться, как я счастлива!

Лиля пила прямо из горлышка. Несколько темных капель скатились по ее губам, подбородку, шее… Андрейченко, быстро нагнувшись, поймал их языком на пути к скрытой лишь тканью вечернего платья груди.

— Гюго, что ты делаешь? Разве можно… здесь? Пошли в зал — я так пьяна…

Погас свет, началось действо, но люди еще долго рассаживались, переругивались с теми, кто занял их места. Андрейченко наклонился и долго целовал напитанный вкусом пива Лилин рот.