Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме

Лиля ерзала, наконец, не выдержала: — Гюго, проводи меня в туалет, иначе я обоссусь.

Они встали и, извиняясь перед сидящими, направились к выходу.

— Пойдем на воздух, — выйдя из туалета, предложила Лиля. Они вышли из театра. Витек подошел к лесам, потрогал покрытые известковой пылью доски, дунул на руку.

— Все-таки странно видеть эти леса, — заметил Андрейченко. — В них театр напоминает готовящуюся к старту ракету.

— Разве это ракета, Гюго? Это же настоящая уродина! — хмыкнула Лиля и неожиданно полезла на леса.

— Ты куда это, негодная девчонка? — весело закричал Витек. — Сейчас же слезь! Ты пьяна и можешь упасть!

Видя, что его уговоры не действуют, Андрейченко скинул пиджак и споро полез за Лилей.

Никто из них не заметил, как от стены отделилась тень и кинулась их догонять. Это был Колумб. За его плечами, накинутый на застиранную майку с Че Геваре, развевался кусок черно-зеленой ткани. Доморощенный плащ делал Колумба похожим одновременно на киногероя и злодея — Зорро, Дракулу, Рошфора или на теперь мало кому памятного Черного Тюльпана. Для пущей убедительности Колумбу не хватало совсем малого — эффектной шляпы и бутафорской шпаги. Зато решимости в нем было хоть отбавляй.

Колумб принялся бодро карабкаться по лесам, быстро нагоняя Андрейченко и Лилю. А те по-прежнему не подозревали о его присутствии, беззаботно соревнуясь друг с дружкой во влюбленном безумии. Часто дыша, Колумб неумолимо сокращал расстояние. До беглецов оставалось еще метров шесть-семь, когда Лиля невзначай оглянулась. Может, лишний раз хотела подзадорить взглядом Андрейченко, лезшего за ней по пятам, может, еще зачем, но этот взгляд, пронзительный, задиристый, неожиданно достался Колумбу. Застигнутый врасплох шальным блеском Лилиных глаз, он коротко ойкнул и, потеряв равновесие, сорвался с лесов.

Его бесславное падение кто-то вдруг прокомментировал музыкальной фразой из раннего Карлоса Сантаны. Из невидимого окна в ближайшей девятиэтажке или из салона безымянного авто внезапно вырвался на театральную площадь фрагмент забойной композиции 70-го года «Black Magic Woman»:

Ты свела с ума меня, черная детка,
Превратила сердце в горящую ветку.
Я возьму тебя грешной, волшебная женщина,
Не отстану ни в пекле, ни в небе развенчанном.

Мелочь, которая никак не задержала падение Колумба, зато кое-кого вдохновила. За считанные мгновенья воспрянула зеленым духом затоптанная клумба, что слева от входа в театр: наполовину осыпавшиеся пионы вновь дружно раскрыли солнцу тяжелые бутоны; ожил дохлый голубь, лежавший тут же поблизости; задумчивый прохожий подождал, пока вернется черная кошка и перебежит ему дорогу, — теперь, улыбнувшись, можно продолжить путь…

Плащ зацепился за крюк или штырь, торчавший из стальной этажерки лесов, смачно затрещал — и Колумб беспомощно выпал из него, будто кусочек фарша из виноградного голубца. Ударившись спиной и плечами о нижние доски, он поднял гулкое облако пыли.

Андрейченко и Лиля, словно и в самом деле ослепленные суматошной страстью, как ни в чем не бывало рвались вверх.

Упав, Колумб какое-то время лежал неподвижно. Потом, точно бессмертный терминатор, восстал из мусора и пыли. Не поднимая головы, тихонечко чертыхаясь, заковылял прочь…

Андрейченко догнал Лилю только у самой крыши.

— Гюго, мне так страшно… и холодно. Здесь такой ветер. Обними меня покрепче!

Андрейченко поднял девушку на руки и, осторожно ступая по шатким доскам, пошел в сторону слухового окна. Оно оказалось открытым. Нырнув в озвученный снизу мрак театрального чердака, они привыкали к темноте и, как неудержимые, целовали тела друг друга. Лиля потянула к себе Андрейченко, оступилась, и они, визжа и хохоча, полетели куда-то вниз.

Публика ахнула, когда после страшного шума и криков, сверху на Эйфелеву башню обрушились какие-то люди. Проломив крышу башни, они упали на ее верхнюю площадку и тут же обнялись. Актеры недоуменно таращились на взасос целующуюся парочку, а зал ликовал и вопил: «Браво!!»

9

Светлым июньским вечером Андрейченко стоял с Лилей Безсоновой на перроне железнодорожного вокзала. Тихо переговариваясь, ждали подхода поезда.

— Очень жаль, Виктор Андреевич, что Вы не едете со мной. Ведь победа наша общая!

— Главное, что мы победили с тобой, Лилек. Я до сих пор не могу успокоиться: нас включили в конкурсный просмотр лучших короткометражек! И где — в самих Каннах!!

— И теперь я еду в Канны. Виктор Андреевич, как Вы думаете, у меня… нет, у нас есть шанс получить первый приз?

— А почему бы и нет? Запад до сих пор влюблен в набоковскую Лолиту. А у нас, по-моему, замечательное продолжение ее истории получилось!