- Да, я согласен с тобой, Мария. Как поэт и гражданин я не имею права лгать своему народу. Тогда так: «Я люблю тебя, Мексика, больше кактусового кексика».
- А вот это обидно, Антонио. Неужели ты совсем не ценишь мой кактусовый кекс с кактусовой корицей и кактусовым изюмом?
- Но все-таки Мексику я люблю несколько больше… хотя… А если так: «Я люблю тебя, Мексика, больше чем нашего песика Рексика».
- Какого Рексика, Антонио, у нас нет никакого песика?
- Это творческий домысел.
- А если приедет комиссия и выяснит, что никакого Рексика у нас нет?
- А мы заведем. Только какого-нибудь плохонького, чтобы я любил его заведомо меньше Мексики. Все, я посылаю. Считай, что тридцать сумочек у тебя в кармане.
- Да. Конечно, если тебя не засудят.
- Что? Нет, в тюрягу я больше не сяду.
- Антонио, ты не понял…
- Все я понял. Я ухожу. Дай мне пистолет и две тысячи песо, я сделаю пластическую операцию. В дверь я не пойду, меня там наверняка ждет засада. Прыгаю в окно. (Свист, удар, цокот копыт).
- Смотри-ка, ускакал. А ведь это была деревянная лошадка. Мой мексиканский Денис Давыдов. Если надо, я поеду за тобой в Сибирь.
- (Кричит издали). Не надо!
107.
- Антонио! Антонио!
- А! Что, Мария?
- Я поняла – так больше продолжаться не может. Нам нужно что-то решать.
- Да, Мария, я с тобой абсолютно согласен. А который час?
- Какое это имеет значение, когда решаются наши судьбы?
- Прости, Мария, конечно, никакого… а что нужно решать?
- Мы не можем так дальше жить. Судьба поставила нас перед выбором. Выбирай Антонио – либо ты, либо я!
- Ну, я не знаю, Мария… а если я выберу тебя?
- Буду я.
- А если меня?…
- Как это – тебя? Нет, Антонио, ты не можешь так поступить со мной, матерью двух твоих детей, не считая еще одного и хомячка Густаво.
- Хорошо, Мария, я выберу кого-нибудь другого… только надо понять, кто из нас придет первым…
- Что ты имеешь в виду, Антонио?
- Не знаю. Ты же сама просила, чтобы я выбрал, на кого поставить. Или нет?
- Не помню, Антонио. Мне так плохо, мне приснился страшный сон, а тут опять ты со своими лошадьми.
- Да, я веду себя, как негодяй. Мария, давай так: бросим две бумажки в шляпу, и наш попугай вытащит одну из них.
- Давай. Только у нас нет никакого попугая.
- А мы возьмем его у соседей, этих негодяев Хименесов. (Стучит в стену). Эй, негодяи Хименесы, просыпайтесь! Нам нужен ваш попугай Бенито. Он будет рукой судьбы.
- Не будет. Он сдох три дня назад. Тем более, что Бенито был не попугай, а бульдог.
- Вот негодяй, не мог сдохнуть на три дня позже. Ладно, пусть тянет хомячок Густаво. И если в бумажке все совпадет, то мы выиграем машину – я правильно понял?
- Наверно, Антонио. А почему ты не спишь?
- Не помню. А, меня разбудили эти негодяи Хименесы, чтобы сказать что умер их попугай бульдог Бенито.
- Вот негодяи! Завтра ночью мы им отомстим. А пока спи, Антонио.
108.
- Антонио!
- Да, Мария.
- А почему ты вчера назвал меня кривоногой дурой и стервой?
- По двум причинам. Во-первых, милые бранятся – только тешатся, а мне как раз захотелось потешиться. А, во-вторых, потому, что ты действительно кривоногая дура и стерва.
- Ну, допустим. А что именно ты себе тешишь, когда меня так называешь?
- Дурой и стервой? Да все!
- Ой, Антонио, так у тебя тешотка!
- Что такое?
- Ну, когда ты себе все время что-то тешишь.
- То-то я чувствую, что недомогаю. То есть, я почти все могаю, но немножко недо. Я знаю одно хорошее народное средство. Открой литровую бутылку текилы, налей в блюдечко пятьдесят грамм, намочи ватку и разотри меня. Остальное я выпью, чтобы не пропадало.
- А я?
- А ты уходи.
- Почему?
- Мне может не помочь, и я умру. Не хочу, чтобы ты видела, как я страдаю.
- Тогда я позову священника.
- Зачем? Что, я не выпью один девятьсот пятьдесят грамм текилы? Дура кривоногая!
- Что?
- Ничего. Иди уже. Дай умереть спокойно.
109.
- Мария!
- Да, Антонио.
- Мне кажется, я слышу зов предков.
- И что он тебе подсказывает?
- Что надо подняться к дедушке, по-моему, это он меня зовет.
- Зачем, ведь мы были у него всего месяц назад?
- Наверное, ему что-нибудь нужно.
- Что ему может быть нужно? Он просто спекулирует на нашей любви. Вспомни, в прошлый раз, когда мы пришли к нему, мы принесли ему банан, бутерброд с кактусовым маслом и леденец, а этот негодяй даже не сказал спасибо.
- Ну, во-первых, он немой, а во-вторых, когда мы вошли, он спал, и, пока мы ждали, что он проснется, ты все съела.
- Ну, положим, банан съел ты.
- Конечно, буду я ждать, пока проснется твой дедушка!
- Как это – мой? Это твой дедушка.
- Мой?! Да у меня вообще никогда не было дедушки.
- А кто же тогда у нас наверху?
- Не знаю. Но я помню, что его внесли вместе с мебелью, когда мы въезжали в эту квартиру двадцать лет назад.
- Так нам его подкинули! Вот негодяи – эти мексиканцы: рожают дедушек, а потом подкидывают их порядочным людям.
- Мария, а давай сдадим его в дом малютки.
- Но он же дедушка.
- Зато довольно маленький. И наверняка какая-нибудь семья, которая не может иметь дедушек, его удедит… удедерит… удедушкит.
- Какой ты у меня умный… и человечный!
110.
- Антонио! Куда это ты так тихо крадешься?