- Так быстро?
- Ничего себе быстро – он просидел восемь лет!
- Восемь лет за то, что он пьяный писал в центральном парке? Какие все-таки жестокие,… но справедливые у нас законы!
- Да нет, за это ему дали пятнадцать суток, но так как он буянил, его пристегнули наручниками к ножке кровати за правую ногу.
- И что, восемь лет забывали отстегнуть?
- Нет, он в первую же ночь решил бежать и отгрыз себе ногу.
- И что, сбежал?
- Нет, в темноте он перепутал и перегрыз не ту ногу. Они долго решали, за что дать ему срок – за попытку к побегу, членовредительство или злостный идиотизм.
- И за что дали?
- За непреднамеренное убийство. Охранник, который утром все это обнаружил, умер от смеха.
- Н-да, бедный негодяй Риккардо! А ведь у него все так хорошо начиналось: договорился с Люсией на вечер, выпил текилы и отошел пописать. И вот вернулся – без Люсии, без текилы и без ноги. Не зря говорили древние – «Камнем лица не побреешь, но если больше нечем, то побреешь».
- К чему это ты, Антонио?
- К дождю, Мария. Все, я ушел, давай зонтик.
140.
- Антонио!
- Да, Мария.
- Смотри, кто идет. Это же негодяй Рамирес, который убил свою жену и съел.
- Да нет, Мария, убил свою жену негодяй Хулио, а съел ее его друг, негодяй Санчес, который хотел помочь ему замести следы, но подавился ее печенью и умер, так что Хулио пришлось есть обоих, и он умер от обжорства.
- Да нет, Антонио, от обжорства умер Габриэль Кориа, который на спор съел 9 галапогосских черепах, и его убили защитники природы.
- Да нет, Габриэль Кория сейчас в бегах. Он убил троих охранников и сбежал из тюрьмы.
- А за что его посадили?
- За то, что знали, что он это сделает.
- А кто же тогда перед нами?
- Эй, негодяй, ты кто?
- Я – негодяй Бенисио, тот самый, который выколол глаз своему учителю физкультуры и с тех пор тот ничего не видит, потому что второй он подарил учителю анатомии на день рождения. А я живу в совершенно другом городе под вымышленным именем.
- А что же ты здесь делаешь?
- А меня здесь нет, вам показалось. (Лопается).
- Н-да, Мария, не надо было нам начинать этот разговор. Видишь, чем все закончилось?
- Не надо было сидеть на солнце шесть часов без головных уборов. Впрочем, было интересно. Помнишь бегемота, который влетел в форточку к Саре.
- Мария, какой же это бегемот! Это был огромный суслик, который влез по водосточной трубе и стал рабочим, ремонтирующим крышу.
- Да нет, рабочий, ремонтировавший крышу превратился в бабочку и улетел… (Микшировать).
141.
- Мария!
- Ага, приперся! Где ты был, негодяй?
- Тише, Мария, не кричи. Ты разговариваешь с будущим нобелевским лауреатом.
- И где он?
- Это я. Приготовь смокинг, шкатулку для денег, мою торжественную речь и завтрак. Я проголодался.
- А за что тебе дадут эту премию, алкоголик?
- Этой ночью я совершил великое открытие. Оказывается, ежики происходят от кактусов.
- Как это?
- Примерно, как бабочка вылупляется из куколки. Точно так же ежик вылупляется из кактуса.
- Что за ерунда! С чего ты это взял?
- Рассказываю по порядку. Я вышел из бара и решил постоять, но у меня ничего не получилось. Я потерял равновесие и уснул – еще в воздухе. Разбудил меня удар о землю – и, кстати, хорошо, что разбудил, сам бы я не проснулся. И гляжу – прямо перед моими глазами кактус.
- И что, ты увидел, что кактус превращается в ежика?
- Нет. Но я понял, что рано или поздно это должно произойти.
- Почему?
- Это интуиция, Мария. Интуиция для ученого – очень важная вещь. А потом смотри – кактус колючий, и ежик тоже, правильно?
- Правильно, Антонио.
- Кактус зеленый, и ежик зеленый. Значит, ежик происходит от кактуса.
- Но, Антонио, ежик же не зеленый!
- Да, Мария, ты права. И этот феномен – почему ежик, произошедший от кактуса, имеет другой цвет – нам еще предстоит исследовать… мне, и моим коллегам, ученым со всей планеты. Этим мы займемся следующей ночью. А теперь спать…
142.
- Мария!
- Да, Антонио.
- Мариюшка, у меня страшное, глубокое горе!
- Что случилось, Антонио?
- Я пропил свой талант великого живописца!
- Бедный мой, бедный!... Подожди, Антонио, но ты же никогда не брал в руки ни кисть, ни карандаш.
- Ну, во-первых, брал. Карандаш последний раз классе в 10-м, когда написал тебе записку «Мария, дура, выходи за меня замуж», а ты, дура, согласилась. А кисточку я вообще каждый день беру в руки, когда бреюсь.
- Антонио, но просто, откуда ты знаешь, что у тебя был великий талант?
- Нет, утверждать это наверняка я не могу, я же не пробовал. Но он либо был, либо не был, то есть была пядидесятипроцентная вероятность, что я мог стать Микельанджелом или Паблом Пикассом, и мои картины могли украшать лучшие музеи мира. Но судьба распорядилась иначе.
- А что бы ты писал и в каком стиле?
- Писать я и так пишу, и даже очень здорово! Моей жалобой на нашего сантехника негодяя Диего, где я подробно описывал, что он сделал с нашим унитазом, зачитывался весь ЖЭК. А рисовал бы я в стиле… в стиле красивых картин. Моей кисти могли бы принадлежать такие работы, как «Молодой человек, поедающий колбасу», «Бородатая женщина с гантелей» и акварель «Негодяй Фернандес, падающий с шестого этажа».