Мексиканский для начинающих

— Мать моя грешница! — невольно вскрикнул он, и материк подскочил, прижимая к груди бутылку «Кубанской».

— Васек проснулся! А я караулю! Вот приберег, — скалистым зубом он сорвал бескозырку и быстро наполнил два стакана, прикопанные в песке. — Ничего, что теплая. Зато родная!

Видно, Сероштанов долго загорал, обнимая бутылку. На груди его остался четкий силуэт и даже проглядывал красноватый казак в черной папахе.

Помимо собственных сорока водка нагрелась еще до пятидесяти и быстро настроила на сердечную беседу.

Они сидели на пляже под пальмовыми грибками. Красная голова Цонтемока утопала в тихоокеанской пучине среди белых парусов и круизных теплоходов. Разноцветные рыбки толклись у прибрежных камней. Со скалы, увенчанной голубым дворцом, низвергался водопад, через который время от времени перекидывались радужные мостики. Средь банановых гроздей порхали райские птички, и красногрудые попугаи в просторных клетках хором пели церковные гимны.

Что может быть прекраснее тропического вечера? Разве что тропическая «кубанская».

— Где мы? — спросил Васька.

Сероштанов махнул рукой:

— Да-а-а, в Акапулько — эка! Ты вспомни нашу коммуналку! Хорошо жили! — и он всхлипнул, что было странно для его скалистых пород. — Тетя Буня! А Худюковы с Гадецкими? Падлы, конечно. А душа теплеет.

Незаметно Сероштанов перешел на французский:

— Тоскую я, Васек. Телепортировался в Канаду. Лес валю кленовый. Валю и тоскую. С тоски за десятерых. Вышел в передовики — путевочку! Как у нас в прошлом. А с коммуналками плохо! Всяк в своей норе!

— Удивительно, — сказал Васька, — но я твой французский понимаю.

— Эх, Васек! — обнял его Сероштанов. — Коммунальное братство! На каком языке не говори — все до кости пробирает.

Они помолчали, глядя на океан, за которым, если плыть вправо, наискосок, была родная земля.

— Ты, чего, Васек, может, думаешь, что я Сероштанов? — спросил вдруг Сероштанов. — Нет-нет! Нас путают — усы, морда, характер! А на правду-то я — Белобрюков.

— Вероятно, — отвлеченно согласился Васька.

— Так оно, так, Васек! Неужто думаешь, что Сероштанов бы по-французски? Реально ли?

— Мало, — кивнул Васька.

— То-то же! При телепортации меняется персоналидад. В общем, и ты, приятель, вижу, до Васьки не дотягиваешь! — бывший Сероштанов прищурился и сплюнул в песок. — Хорошо разглядеть, так посторонний — то ли Петька, то ли Митька, то ли вообще Жорж. Зря на тебя, заразу, водку тратил!

Васька слегка отрезвел. Он было усомнился в сероштановской личности, а теперь вспомнил, как тот смертельно жалел выпитое, принимаясь обыкновенно лупить собутыльника да приговаривать: «Не будешь, гад, глотать чужое!» Этого телепортация вышибить не могла.

— Прощай, Сероштанов! — крикнул Васька, убегая по каменным ступеням вверх, направо, наискосок сквозь тропическую ночь — к огням и музыке, к невнятно-манящим женским голосам.

Как запорожец, в желтых трусах с синими лампасами, ворвался он на обширную, залитую ярким светом веранду.

Шумел черный океан, выныривали дельфины и барракуды, а из ослепительного пространства, уставленного чем-то белоснежным, Шурочка звала рукой. Ваське почудилось, что это гигантская коммунальная спальня, где можно прилечь на любую более-менее свободную кровать. Вокруг большинства сидели полуобнаженные люди, готовясь, как видно, ко сну. И Шурочка поджидала у длинного двуспального ложа, на котором виднелись фрукты, овощи и столовые приборы. Особо не вдаваясь, Васька растянулся на белой простыне, положив под голову полдыни. Какие-то козероги и раки блуждали по глубокому небу. Слышалась французская речь канадских лесорубов и лесорубш. Небесная дева склонялась над ложем и влекла-влекла в объятия, слегка покалывая в задницу вилкой.

— Васенька, Васенька, чего же на столе дрыхнешь? Слезай, слезай, дорогой. Постыдись иностранцев!

Васька сполз на стул и очутился в ресторане.

«Телепортация»! — думал он расслабленно. — Знаю секрет. Одна лишь сила способна. Из ресторана в койку. И обратно. Женский голос. Манящий голосок небесной Шурочки».

Окольцованное утро

В серый парусиновый предрассветный час Васька выполз из номера. В здешнем пространстве он еще не освоился и пошел наугад сквозь бамбуковую рощу. Вдоль дорожки горели средневековые факелы, а в небе кое-какие звезды. Было влажно и покойно. И не слышалось покуда сигналов похмелья. Тропинка вывела к бассейну закоулистых форм, и Васька, как многоэтажный дом от направленного взрыва, рухнул в теплую ручную воду.

По берегам ходили маленькие служители, вылавливая сачками листья магнолий. Они приветливо кивали и махали руками — мол, плыви, брат, плыви, верным румбом идешь.

И Васька и плыл, и шел, разводя руками розовые и белые лепестки невиданных размеров, и бассейн был нескончаем. Казалось, можно добраться до Курильских островов. И правда, впереди в сиянии огней появилась земля обетованная.