— Ты знаешь как, — ответил ангел. — Просто прими окончательное решение. Я жду ещё минуту, решай.
Ангел исчез, душа осталась в палате один на один со своим телом. Что выбрать? Он говорил о высоких ценностях, но на другой чаше были боль и страдания. А ещё про точку ниже, что бы это значило.
Она стояла в раздумьях возле окна, когда дверь палаты распахнулась и со стоном, полным нестерпимой боли, в палату ворвался отец. Он с порога окинул взглядом дочь, сдерживая рыдания, медленно подошёл к Меланье и замер, боясь прикоснуться. Его малышка, его любимая дочурка, как же так?
— Только не умирай, — шептал он. — Мы справимся, всё будет хорошо, ты обязательно выздоровеешь. Только не умирай…
Михаил растирал скупые мужские слёзы по щекам.
— Доктор, что я могу сделать? Что мне сделать, чтобы она выжила? — он с надеждой смотрел на так долго не пускавшего в реанимацию врача.
— Молитесь, — тихо ответил пожилой реаниматолог. — Молитесь…
Я очень хочу в деревню
Три месяца, три долгих месяца она провела в больнице. Сначала в Сухиничах, потом отец, не без помощи Лёхи, организовал перевод в Москву в ожоговый центр. Боль и мучения постигли её молодое тело. Постоянный приём обезболивающих и перевязки, две пластические операции, капельницы и приём пищи через трубочку. Она прошла длинный путь испытаний и вот, наконец, вернулась домой.
Не к себе, не в любимую деревню, а в квартиру к отцу. Ей спасли лицо. Хотя, как спасли? На лоб и щёки потребовалась пересадка кожи. Голова покрылась пучками рыжих волос. Врачи говорили, что постепенно волосы вырастут на всей голове, но сейчас на это смотреть было невыносимо.
Милка повязала косынку и отошла от зеркала.
— Дочка, я вернулся, — раздался из прихожей голос отца. — Как сегодня настроение?
«Какое к чёрту настроение? Посмотри на меня, я похожа на монстра из фильма ужасов. Разве у монстров спрашивают про настроение? На них глядя, убегают куда подальше…» — именно так хотелось ответить, выплеснуть накопившееся внутри, дать ближнему прочувствовать хоть кусочек её боли. Но нельзя. Отец ни в чём не виноват. Он делает всё, что может, чтобы облегчить её страдания. Она должна быть ему благодарна.
— Нормально, — ответила она. — Я ужин приготовила, ты голодный?
— Очень голодный, как волк голодный, — шутил Михаил, пытаясь разрядить обстановку.
Он видел, что происходит с дочерью. Видел её внутренние терзания, когда мимика на лице показывает одно, а голос, преодолевая огромную силу сопротивления, отвечает спокойно и без эмоций. Он старался общаться с Меланьей на отвлечённые темы, не касающиеся повреждений её тела. Не настаивал на прогулках, понимая, что ей может быть некомфортно. Но депрессия затягивалась.
— Пап, завтра у тебя выходной? — спросила она, зная наперёд ответ.
Михаил дожевал кусочек говядины из гуляша, не спеша проглотил и ответил:
— Да, ты хотела что-то предложить?
— Я очень хочу в деревню, — практически прошептала Мила, бессмысленно водя вилкой по тарелке, перегоняя макароны из одной стороны в другую.
— Дочь, но ты же понимаешь, что там ты ничего не найдёшь. Я сам был в деревне всего один раз после пожара. Тяжёлое зрелище. Морально ты ещё не восстановилась. Давай мы подождём, я уже выбираю бригаду на разбор дома, они всё почистят, вывезут мусор, и тогда мы съездим туда.
— Нет, — твёрдо сказала Меланья. — Я хочу увидеть это именно в том виде, в котором оно сейчас. Мне нужно это увидеть, понимаешь?
Она подняла на отца свои большие серо-зеленые глаза. Прозрачные озёра слёз застыли в них, желая пролиться, но Мила упорно терпела и не моргала, мешая их планам.
— Хорошо, — не смея перечить, согласился Михаил. — Когда ты хочешь поехать?
— Поедем утром, часов в десять или одиннадцать, мы не будем там долго, обещаю.
— Хорошо, утром, так утром.
Дальше разговор не клеился, закончили ужин, Мила убрала посуду, и разошлись по комнатам.
Ночью зарядил долгий октябрьский дождик. Он сыпал мелкие капли и совершенно не думал заканчиваться.
— Может не поедем в деревню? Погода отвратительная, — попробовал за завтраком отказаться от поездки Михаил.
— Так даже лучше, — загадочно ответила Меланья, — с дождём грустить легче.
* * *
Деревня встретила их мокрыми фасадами и лужами на грунтовке. Листья на деревьях заметно опали, но местами всё же держались за ветви. Сирень возле дома была буро-зелёная. Вот их забор, калитка, а дальше…
Михаил остановил машину на привычном месте и посмотрел на дочь. Она сидела на сиденье и боялась повернуть голову направо, упорно смотря в лобовое стекло.
— С тобой всё в порядке? — спросил он её.
— Да, нормально. Я сейчас соберусь и выйду. Не переживай.
Мила перевела взгляд вниз на колени, потом внимательно осмотрела свои ладони, пошевелила пальцами и, закрыв глаза, повернула голову к правому окну. Глаза она открыла не сразу, примерно через минуту, когда собралась с духом. Увидев обгорелые стены и отсутствующую крышу, она непроизвольно застонала.