Опять у меня начинаются галлюцинации. Голос, который я перестала слышать с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет, вновь заговорил со мной.
— Помогу, — еще раз эхом отдается в моей голове.
Я осознаю, что не смогу со спокойной совестью вернуться в деревню, не выручив мальчишку, и решаюсь на смертельно опасное преследование. Так, ну вспомни, вспомни что-нибудь, что сможет тебе помочь. Охотник Глека говорил, что когда он рисковал жизнью, то всякий раз обещал себе, что если выживет, обязательно зайдет в местный кабачок и угостит всех посетителей, что и делал. Это что-то вроде заклинания, которое каждый раз срабатывало. Может, мне тоже стоит попробовать?
— Я обещаю, — кричу как можно громче, — что если выживу, то…
А в голову-то ничего не идет. Если я выживу, то угощу ужином всех в деревенском трактире? Нет, жаба душит, это слишком накладно. Что бы такое придумать?
— Я обещаю… — опять в голове ничего. Я прикусываю палец. — Что же мне пообещать-то?
Надо пообещать что-то такое, чего в обычной жизни я никогда бы не сделала… А! Придумала!
— Я обещаю, что если спасу парня и того богатого мужика, если уничтожу монстров и выживу, то за месяц найду себе мужа!
За всю жизнь не смогла найти себе подходящего кандидата, а теперь я сделаю это за месяц! Дала слово — выполню. Для начала я пойду и спасу того мелкого спиногрыза! Или я не Марша Сай?! Теперь, произнеся про себя обещание, я чувствую, что у меня появляются силы, спокойствие, четкость мыслей и надежда, что я справлюсь с любыми трудностями, которые встанут на моем пути. Берегись, разодетая стерва, берегитесь накачанные монстры: Марша Сай выходит на охоту.
Я начинаю преследовать беглецов. То, что они скрываются в лесу, было мне на руку. Бегу, направляемая духами леса, ориентируюсь по сломанным веткам, притоптанной траве и крикам испуганных птиц. Постепенно я догадываюсь, куда направляются мои враги, и вскоре в моей голове возникает картинка того места, где могут находиться похитители. Я вижу их, я слышу их, я знаю, где они. Я — и хищница, и охотница, ничто не ускользнет от меня. Сворачиваю у поваленного дерева, снова кидаюсь вперед, а затем налево. Я чувствую, что почти настигла их, и теперь нужно перейти на бесшумный бег.
Это еще один из сложнейших навыков, которые я освоила. Я могу передвигаться по листьям и хворосту так, что они не будут шуршать и хрустеть под тяжестью моего тела. Но когда охотник переходит на такой бег, тот невероятно выматывает его. Каждый шаг отнимает столько сил, сколько человек тратит на десятки быстрых шагов.
Главное, чтобы у меня еще остались силы после того, как я настигну своих противников. Я оказываюсь права, монстры во главе с женщиной не ушли далеко, и я быстро их догоняю.
— Где эта гора мышц? — слышу я. — Он уже должен был убить эту самонадеянную дуру!
— Дуру? — Ты сильно пожалеешь о сказанном, стерва.
Я затаиваюсь и наблюдаю за ними, обдумываю план атаки. Может, попробовать прикончить сначала одного мужика, пока он еще в образе человека? Вдруг получится уничтожить его простой стрелой?
— Если бы не этот пацан, — зло продолжает говорить женщина, — мы бы не оказались в этой демонической глуши. За что мне это наказание? Слуги, — начинает женщина, но не успевает закончить фразу. Моя стрела уже торчит в лопатке мужчины, и он, произнеся: «Аг-х», валится на землю.
Попадание было настолько идеальным, что на языке снайперов это называется «попала бешеной белке в глаз».
— Эй… — женщина пинает упавшее на землю тело. — Сдох, скотина.
Слишком легко мне удается разделаться со вторым монстром. Разодетая гадюка разворачивается, и мы встречаемся взглядами. Я пристально смотрю ей в глаза, нацелив на нее лук.
— Отдай мне ЭТО! — требует женщина, выхватывая ребенка из рук своего последнего монстра. — Ну что? — женщина крепко прижимает ребенка к своей груди. — А вот так будешь стрелять?
Демоны раздери… Выстрелив в нее, я могу задеть парня, но этого допустить никак нельзя. Что же делать…
— Да, правильно, — женщина улыбается. Руки так и чешутся срезать эту змеиную улыбку с ее лица моим острым разделочным ножом. — Ты же не будешь стрелять в ЭТО.
— Ты называешь ребенка «это»? — продолжая держать лук нацеленным на подлую бабу, спрашиваю я.
— Он принадлежит мне, а значит — это моя вещь, — спокойно отвечает она.
— Человек не может быть вещью! — возмущаюсь я.
— Любой человек — это всего лишь материал, и я могу распорядиться им по своему усмотрению. Ты уже видела, как легко люди подчиняются мне.
— Ты просто самонадеянная дрянь! Отпусти ребенка! — требую я.
— А ты, я смотрю, пламенная натура, никак не оставишь нас в покое. У тебя же был шанс спокойно вернуться домой, но ты, малявка, упорно продолжаешь напрашиваться на неприятности.
— Значит, ты тоже всего лишь материал. Что мне мешает сделать из вас дуршлаги? — мои руки дрожат от злости, я готова задушить эту надменную заразу, вырвать ее поганый язык, растоптать, изничтожить, сжечь, закопать, утопить. Боги простят меня.
— Стреляй, — женщина уверенно подается вперед.
Но я не могу выстрелить — она решила использовать парня как живой щит.