Охотники поговаривают, что в нашем лесу их немного — всего двое. Сама я видела только одного. Однажды, натолкнувшись на землероя, я использовала известную мне тактику поведения при встрече с ним — не произвести ни малейшего звука, потому что видит он плохо, зато улавливает любой самый слабый шорох и бурно реагирует на него. Не сомневаюсь, его дикий нрав объясняется как раз тем, что лес полон этих самых шорохов, которые никогда не прекращаются. Так вот тогда, при встрече с ним я воспользовалась своим навыком охотника — надолго замирать в ожидании дичи. Но, как назло, в тот момент, когда я увидела землероя, то перешагивала через ручей. Одна моя нога еще оставалась на земле, а вторую я занесла для прыжка. Так и стояла на одной ноге около часа. Теперь вы можете вообразить, чем чревата встреча с землероем?
— Оп-па, — говорю я, когда задеваю ногой что-то тяжелое.
Я натыкаюсь на тело мужчины, который лежит лицом к земле, быстро переворачиваю его, и с облегчением для себя обнаруживаю, что он жив. Несмотря на то, что мужчина лежит в грязи, я сразу замечаю, что лицо его выдает аристократическое происхождение. Волосы благородного русого цвета, глубокие карие глаза с густыми ресницами, лицо с волевым подбородком. Единственное, что портило это лицо — уродливый свежий порез поперек всего лба. Красивая, но изорванная одежда указывала на то, что человек принадлежал к богатой семье. Его ногти потрескались и из-под них сочится кровь, видимо он спасался из последних сил, о чем свидетельствует та глубокая борозда, которую он оставил за собой.
— Помогите… — едва шевеля губами, говорит незнакомец.
— Конечно же помогу, — услужливо отвечаю я.
Мой незнакомец нравится мне все больше и больше. Его широкие грудь и плечи прикрывает дорогая багровая мантия, на которой выделялся небольшой герб цвета аквамарина, где красовался дракон, стоящий на толстой красной книге, под которой были рассыпаны золотые монеты. Я хоть и охотница, но сразу понимаю, что стоит за этим: власть, мудрость и богатство. Как будто сама судьба подбросила мне этот подарок. Не зря ты пропахал эту борозду, благородный плуг. Богатые хорошо платят за свою шкуру, не то, что наша деревенская голь.
— Ну и вид у тебя. Откуда ты? — чтобы услышать хоть что-нибудь, кроме «помогите», я хватаю его за волосы, приподнимаю его голову и даю ему оплеуху.
— Помогите… — словно заклинание бормочет он.
Я стала размышлять, тащить ли мне его в деревню? А куда же еще, ведь замок нашего графа находится слишком далеко.
— Ну что, — возвращая его голову в исходное положение, говорю я, — если я потащу тебя в деревню, ты меня отблагодаришь?
— Спасите… — уже хрипит мужчина.
— Да, да, слышала, тебе нужна помощь, мне нужны деньги, чтобы жить…
— Спасите, спасите паренька… — на последнем издыхании бормочет мужчина и отключается.
— Паренька? Какого паренька? Эй, эй! Совсем рехнулся! Ты мне живым нужен, идиот! Как я получу с тебя награду, если ты мертв! — в отчаянье кричу я.
Я как охотница не только быстро бегаю, но и быстро соображаю: если парень помер, то мне не придется тащить его в деревню и объяснять бестолковым жителям, что это не я искалечила его. Ну, помер и помер, ну деньги пропали, зато побегу сейчас домой и сытно поем.
— Все, паренек, прощай, лежи спокойно… паренек? Что-то ты староват для паренька.
Так может быть, он не о себе говорил, а о ком-то еще. О ребенке?
— Паренек, ты где, выходи, не будем играть в прятки! — кричу я на всю поляну.
Теперь остается только ждать. Если здесь кто-то и есть, то рано или поздно он шелохнется, и я услышу, где же он скрывается. Единственный звук, который я слышу, это стук моего сердца. Пум-пум, пум-пум, пум-пум-пум… Нервничаю. Не похоже на меня.
Шорох.
— Стоять! — одним рывком я бросаюсь в том направлении, откуда исходил звук.
Вцепляюсь руками во что-то маленькое, я победоносно кричу:
— Хе! Не убежишь, — и поднимаю свою добычу.
В моих руках оказывается мальчик лет двух-трех, без майки, в рваных штанишках и дырявых носках. Голова его была побрита налысо. На запястьях проступают синяки. Неужто какая-то сволочь держала малютку в кандалах?
— Эй, как тебя зовут?
— А… — пищит мальчик.
— Ну? — я наклоняю голову к нему, чтобы лучше расслышать.
— А… а…а… — верещит малыш.
— Да не пищи ты, говори уже, — как можно дружелюбнее предлагаю я.
— А-а-а-а-а!!!! — пронзительно вопит парень.
— Зараза! — я отбрасываю мальчишку, закрываю уши руками, зажмуриваю глаза. Терпеть не могу орущих младенцев, видимо они это чувствуют и отвечают мне тем же.
Когда я прихожу в себя и открываю глаза, то вижу только сверкающие пятки мальчишки.
— А ну, стоять, паршивец! — приказываю я, бросаясь вдогонку за ним.
Демоны раздери, а он шустрый. Хоть я и выше, и проворнее, он без проблем ускользает от моих попыток схватить его.
— Да стой же, шустрик! — кричу я в очередной раз, когда ребенок ужом выворачивается из моих рук. — Ну и сорвиголова.