Глека и я мирно бредем по дороге в больницу. В руках я держу сверток с гостинцем — жареную на вертеле аппетитную ножку молодого барашка. Приятно светит солнце, воздух пропитан дурманящими запахами трав и цветов, беззаботно чирикают птички, а Глека тихим голосом выкладывает сплетни, которых он вдоволь наслушался от подвыпивших завсегдатаев трактиров. Заплетающиеся языки поговаривали, что в больнице есть множество подземных потайных комнат с очень дурной славой. Когда только задумали строительство и выбрали место, на стол старосты Мины Патун — а все знают, что она всегда отличалась вспыльчивым и непредсказуемым характером — легли чертежи здания. Внимательно изучив их, она чуть было не разорвала в клочья и бумаги, и перепуганных проектировщиков. «Где укрытия? — грозно кричала она. — А что если разбойники решат атаковать деревню, куда больных прятать-то? А-а? Где их укрывать, а-а? Я вас спрашиваю, пустоголовые!», — и злобно швырнула в убегающих горе-архитекторов чугунной пепельницей, но промахнулась. На следующее утро на столе главной чиновницы по надзору за строительством лежал новый, улучшенный план с секретным убежищем. Это полностью удовлетворило Мину Патун, и она милостиво дала добро на строительство, поставив свою размашистую подпись вдоль всего проекта.
Потом пошел слух, что это скорее всего не убежище, а тайная лаборатория для запрещенных опытов, построенная под предлогом заботы о больных и замаскированная под убежище. Другие языки упорно твердили, что видели в том злополучном подвале гробы, безголовых покойников и даже приведений, хотя их нога ни разу не переступала порога больницы. Я же думаю, что сплетники были правы, но только отчасти. Если помещения и существуют, то используются совсем в иных целях. А именно, как склад для сломанных и запасных кроватей, столов, стульев, тумбочек. Возможно, там хранились ведра, швабры и кипы постельного белья, но воспаленное воображение выпивох рисовало совсем иные картины. А может, и подвала-то вовсе не было.
Беззаботно войдя в холл больницы, я и Глека понимаем, что здесь творится что-то невообразимое: со второго этажа доносятся звуки, будто кто-то намеренно ломает стену кувалдой, потом слышу беготню, треск, грохот. И как результат всего произошедшего, клубы густой пыли плотным ковром ложатся на лестницу и пол вокруг нас. Навстречу к нам несутся перепуганные медсестры.
— Как хорошо, что вы здесь! — кричит Каили. — На втором этаже бандиты, и господин следователь пошел с ними разбираться, но так и не вернулся…
— Сколько их? — спрашивает Глека.
— Двое или трое, точно не знаю, не успела подсчитать, — нервно отвечает Ноника.
— А где же больные? — недоумеваю я.
— В заложниках у бандитов! — пищит Сюзена и показывает наверх.
Но по лестнице уже несется тот самый незнакомец с ребенком на руках.
— Бегите, — второпях кричит мужчина, — бегите отсюда и поскорее!
— Спокойно, — Глека хватает бегуна за плечо, тот пытается вырваться, но ему это не удается. — Чего это так парень надрывается?
— Нужна срочная помощь! Вот! — Мужчина чуть-чуть вытянул руки, показывая ребенка.
Мне становится плохо. Я много раз получала раны, видела кровь, страдания, и такие вещи никогда не производили на меня впечатления, но на этот раз мое сердце ноет от ужаса, жалости и отвращения. Кто мог совершить такое? Левый глаз мальчика был… словно выжжен кислотой или еще чем-то.
— Марша, — командует Глека, — срочно помоги пациентам и медсестрам укрыться в безопасном месте, а я, — и он вынимает из сапога острый нож, — пойду на помощь следователю, — и в боевом настроении направляется на второй этаж.
— Можно спрятаться в нашем тайном убежище! — говорит перепуганная Каили. — Я покажу путь. Сюда, скорее, — и ведет нас по узкой винтовой лестнице вниз. — Где-то здесь. Вот, нашла, — и изо всех сил давит трясущимися руками на ничем не примечательный камень в стене. Стена медленно и со скрипом отодвигается.
— Ничего себе… — я даже присвистываю от удивления. — Глека не врал, подвал существует.
— Всем вперед, — командует Каили и стоит у прохода, словно проверяющая.
Дважды повторять не пришлось. Словно мышки, быстро и бесшумно мы прошмыгиваем во тьму, и проход закрывается.
— А где свет? — громко спрашивает незнакомец. Ребенок на его руках умолкает.
— Тихо ты! — я хочу дать затрещину этому дураку, но понимаю, что могу промахнуться и случайно ударить невиновного.
— Сейчас. Минутку. Подождите, — шепчут медсестры и врассыпную исчезают кто куда.