Читаем Мелье полностью

Другое предположение: коварный ход противника. Что могло бы дать право не выполнить последнюю волю священника? Ведь они, конечно же, читали там, в Сент-Менеульде или в Реймсе, этот «катехизис антихриста». Можно представить себе, что иезуитской изворотливости вполне хватило для плана: воспользоваться тем, что болезнь, приведшая Мелье к смерти, в последние дни не давала ему принимать пищу, и объявить это сознательным самоубийством.

В пользу такой догадки говорит странная бумага, сохранившаяся в департаментском архиве, в связке, относящейся к Этрепиньи. Она касается смерти Мелье и написана кем-то тогда же. «Видя, что конец его приближается, он отказался от принятия всякой пищи, пока не наступила смерть. Но слишком уверенный в том, что она должна вызвать скандал, он заготовил заявление, составленное следующим образом: „Да ведомо будет поклоняющимся Христу, для их успокоения, что я неизменно пребываю в намерении все делать так, как полагается делать по правилам нашей так называемой церкви“. Не ясно ли, что он догадался о возможной ловушке? Но какое дело коршунам до адресованной им записки!»

Кажется, Мелье успели похоронить согласно его завещанию: он просил, чтобы его зарыли в его саду. В каком саду? Остается неясным, где может покоиться его прах — в саду возле домика кюре при церкви в Этрепиньи или в принадлежавшем ему личном саду в Мазерни. Но, так или иначе, похороны Мелье не были оформлены в соответствии с его саном и официальным вероисповеданием. Слух о самоубийстве действовал быстро и безошибочно. Завещание самоубийцы можно было не выполнять. Так задуманный им удар был парирован несложным контрударом.

По вести о самоубийстве кюре, казусе небывалом, архиепископ Реймский выслал в Этрепиньи своего старшего викария Лебега вместе с членом церковного суда. Безбожное и крамольное сочинение самоубийцы было с полным юридическим основанием изъято и уничтожено. Родственникам самоубийцы пришлось отречься от наследства. Вставал вопрос об извлечении трупа из могилы, но осторожность подсказала, что это уж будет чересчур.

Опись вещей и наличности кюре Мелье, произведенная 7 июля, определила стоимость его имущества, завещанного беднякам Этрепиньи, в 140 ливров. Но вместе с теми владениями, которые могли бы унаследовать родственники, сумма по описи, законченной 21 июля, поднялась до 1872 ливров. Навряд ли все это досталось его прихожанам.

Однако Мелье все-таки оставил им нечто гораздо большее. По крайней мере к их внукам долетела толика зажженного им огня.

Мировоззрение Мелье было враждебно смерти, хотя в смерти он и нашел единственную открывшуюся тогда дверь в жизнь. Но он часто привлекал идею смертности при изложении своей философии. Это был весомый и зримый факт для отпора воображаемому бессмертию. Полной смертностью всего живого Мелье разил богов и потусторонний мир. В то же время, настойчиво подчеркивая смертность, Мелье крепил новый взгляд на этику: она не вспомогательное средство к

бессмертию, у нее более глубокое дно. Из того, что бога и души нет, нимало не вытекает «все дозволено». Наоборот, Мелье на века запечатлел идею, что, когда религия отброшена, виднее, почвеннее, недвижимее в качестве основы человека становятся первичные истины его ума и морали.

По словам Сильвена Марешаля, кто-то составил следующую эпитафию на могилу Мелье: «Здесь покоится Жан Мелье, кюре Этрепиньи, деревни в Шампани… Перед смертью он отказался от того, что проповедовал в течение жизни, и ему не надо было верить в бога, чтобы быть честным человеком».

Глава 5. Святые и либертины

«Конечно, не в книгах, а в живой жизни источник революционного настроения Мелье. Жизнь нищей и угнетенной деревни сделала его демократом и революционером». Конечно, не в книгах, — мы уже убедились в истине этих слов академика В. П. Волгина. Ученый прекрасно отчеканил серебряные ключи к Жану Мелье: «Его „Завещание“ важно для историка, как симптом, как своеобразное отражение тех революционных настроений и социальных чаяний, которые в период кризиса феодально-крепостнического строя зарождались в сознании находившейся на грани нищеты деревенской бедноты. Этот замечательный документ — свидетельство глубинных течений в обездоленной крестьянской массе, течений, которые полстолетия спустя, в 1789 году, бурно вырвавшись на поверхность, опрокинули и феодальный порядок и абсолютную монархию».

Конечно, не в книгах. Но теперь пришло время рассказать и о книгах.

Жан Мелье был бы незаметен, ветры и бури эпохи сдули бы его, как других священников, взывавших к силам народного бунта и богохульствовавших, если бы он не сотворил великого сплава, с одной стороны, из дыхания народа, его зачаточных, скорее возможных, чем действительных, помыслов, и, с другой, наличных сокровищ интеллекта и образования, бесценных кристаллов, доставшихся в наследство от предыдущего горения человеческого ума.

Спустимся в подземные лаборатории его научного дворца, в обширные залы этих сокровищ, пущенных в горн.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары