- Это ж Волк! – хрипло пробормотал пират, тыча пальцем в светловолосого.
- Позови знахаря! – просипел Том, не в силах оторвать взгляд от тел. Ульвиг скептически посмотрел
на него:
- Да их добить проще! Сокол явно уже к Хэллю отправился, а этот… Постой-ка! Никак говорит что-
то!
Они замолчали. Слабый стон донесся с пола, и в нём Том разобрал несколько слов.
- Кош… кош… ка….
- Чего? – удивился Ульвиг. Старик с досадой взглянул на него и опустился на колени рядом с телом.
Склонился низко над быстро синеющими губами и почувствовал, как последние мгновения
отлетающей жизни касаются его ушей вместе с тёплыми крохами дыхания.
- Как кош… дикая кошка кинулась. Будь… будь она прок…
Рука Волка, дрожа, приподнялась над полом и впилась в колено Тома, чтобы, спустя удар сердца,
со стуком упасть обратно. Тело приятеля Сокола обмякло.
Только тут старик понял, что в комнате есть ещё кто-то, и оглянулся в том направлении, куда
пытался указать Волк.
Он не ошибся и на этот раз.
В противоположном углу комнаты, раскачиваясь, как хайаньская куколка(15), сидела темноволосая
девушка, крепко прижимающая к груди окровавленные кулачки. Она медленно подняла голову и
уставилась на старика, тот вздрогнул, встретившись с ней взглядом.
Её огромные глаза, горящие на бледном лице, были абсолютно безумны.
Девушка хрипло вздохнула и протянула к старому Тому руки, разжав ладони.
На пол упала студенистая окровавленная масса – всё, что осталось от глаз Сокола.
Полгода спустя.
***
Терпко пахло жжёной травой, верблюжьим навозом и горячим песком. Откуда-то доносилась
заунывная молитва муаззина(16) - дело близилось к полудню, и скоро должно было начаться
ежедневное Восхваление Солнцеликого(17). Надвигалась жара; становилось трудно дышать, в
окружающем мареве постепенно начинали расплываться очертания предметов.
Несмотря на это, базарная площадь жила своей обычной жизнью: всё вокруг гудело, толкалось,
спорило, торговало и кричало, словно в большом улье. Периодически в толпе чёрными змеями
мелькали воришки, слишком быстрые и ловкие, чтобы их можно было схватить.
Дарсан сидел, привалившись к разгорячённой от палящего зноя каменной стене караван-сарая,
понуро опустив голову. С того проклятого дня, как увезли Таллию, прошла неделя. Он не сделал
ровным счетом ничего, чтобы её вернуть или хотя бы попытаться проникнуть туда, где её держат.