– Да, расстояние до него превышает расстояние между Эфебом и Омнией в пять раз, – мрачно констатировал Брута. – В одном свитке содержались карты, – добавил он.
Пар обжигающими клубами поднимался от вращавшегося шара. Сейчас, подойдя ближе, Брута рассмотрел с полдюжины коротких весел, соединенных звездой за шаром и нависавших над кормой лодки. Деревянные шестерни и бесконечные ремни заполняли пространство между шаром и колесом. Шар вращался, весла рубили воздух.
– Как это работает? – спросил он.
– Очень просто, – начал объяснять Бедн, – огонь нагре…
– У нас нет времени, – прервал его Симони.
– …Нагревает воду, и она начинает сердиться, – продолжал ученик философа. – Поэтому она вырывается из шара через эти четыре сопла, чтобы убежать от огня. Струи пара вращают шар, а шестерни и винтовой механизм Легибия передают вращение на гребное колесо, которое тоже вращается и перемещает лодку по воде.
– Очень философский принцип, – заметил Дидактилос.
Брута почувствовал себя обязанным встать на защиту омнианского прогресса.
– Великие двери Цитадели весят много тонн, а открываются одной силой веры, – сказал он. – И распахиваются, стоит к ним только прикоснуться.
– Интересно было бы взглянуть на такое, – хмыкнул Бедн.
Брута ощутил приступ греховной гордости от того, что в Омнии еще осталось чем гордиться.
– Наверное, очень хорошая сбалансированность и гидравлика.
– О.
Симони задумчиво ткнул в механизм мечом.
– Другого варианта точно нет? – спросил он.
Бедн замахал руками.
– Ты имеешь в виду, а не создать ли нам могучий корабль, который бороздил бы темное, как вино, море без всякой помощи…
– Я думал о суше, – оборвал его Симони. – О какой-нибудь обычной телеге…
– Нет никакого смысла ставить лодку на телегу.
Глаза Симони заблестели так, словно он увидел будущее и это будущее было заковано в броню.
– Гм-м, – только и сказал он.
– Мысль неплохая, – заметил Дидактилос, – но совсем не философская.
– А куда подевался наш жрец?
– Я здесь, но я не…
– Как ты себя чувствуешь? Ты буквально погас, прям как свечка.
– Сейчас мне… лучше.
– Только что стоял на ногах, а потом вдруг бряк, и тебя можно как затычку от сквозняков использовать!
– Мне значительно лучше.
– С тобой такое часто случается, да?
– Иногда.
– Свитки помнишь?
– Думаю… да. А кто поджег библиотеку?
Бедн поднял голову от механизма.
– Он, – ответил юноша.
Брута уставился на Дидактилоса.
–
– Только я имел на это право, – объяснил философ. – Кроме того, так она не досталась Ворбису.
– Что?
– Предположим, он изучил бы свитки. Он и так достаточно скверный человек, но превратился бы в еще более скверного, впитав все знания, что там хранились.
– Он ни за что не стал бы их читать, – сказал Брута.
– Ошибаешься. Я знаю людей подобного рода, – возразил Дидактилос. – Сама благочестивость на людях, а в частной жизни – сплошной порок и потакание собственным желаниям.
– Только не Ворбис, – с абсолютной уверенностью произнес Брута. – Он не стал бы их читать.
– Пусть будет по-твоему, – согласился Дидактилос. – Но я поступил так, как следовало поступить.
Бедн, подложив дров на решетку под шаром, отошел от лодки.
– А мы поместимся на ней?
Брута устроился на грубой скамье в районе склянки – или как там это называлось у лодки. В воздухе пахло горячей водой.
– Ну ладно… – промолвил Бедн и потянул рычаг.
Вращавшиеся лопасти ударили по воде, последовал рывок, и, выбрасывая облака пара, лодка бодро заскользила по воде.
– И какое же имя ты дал этому суденышку? – спросил Дидактилос.
Бедн выглядел удивленным.
– Имя? – переспросил он. – Это лодка, вещь, из рода неодушевленных вещей. Имя ей
– Имена имеют философский смысл, – несколько раздраженно возразил Дидактилос. – И нужно было разбить об нее амфору с вином.
– Ага, щас, я лучше выпью его.
Лодка с пыхтением вышла из сарая в темную бухту. С одной стороны горела эфебская галера. Весь город охватили языки пламени.
– Значит, у тебя есть амфора с вином? – спросил Дидактилос.
– Да.
– Передай ее мне.
Лодка оставляла за собой белый след. Вертелись лопасти.
– Ни ветра, ни гребцов! – возбужденно воскликнул Симони. – Бедн, ты хоть понимаешь, что изобрел?
– Конечно. Принцип работы удивительно прост, – ответил Бедн.
– Я имел в виду не это, а то, чего можно добиться при помощи этой силы!
Бедн в огонь подложил очередное полено.
– Я просто заставляю тепло работать, – пояснил он. – Полагаю, с его помощью… можно перекачивать воду. Молоть зерно, когда нет ветра. Еще что-нибудь такое. Ты это имел в виду?
Сержант Симони замялся.
– Э, ага, – наконец выдавил он. – Что-то вроде.
– Ом, – прошептал Брута.
– Да?
– Ты в порядке?
– Здесь воняет, как в ранце у легионера. Вытащи меня.
Медный шар с сумасшедшей скоростью вращался над огнем. Он блестел почти так же ярко, как глаза Симони.
– А можно я заберу свою черепашку?
Симони горько рассмеялся.
– Говорят, из них получается вкусный суп, – ответил он, но достал черепашку из ранца.
– Ну да, я об этом уже слышал, – кивнул Брута, а потом понизил голос до шепота: – Что за место, этот Анк?