Мелкие неприятности супружеской жизни

Мясо в Париже дешевле, чем в Севре, а качеством не хуже.

Фрукты дороги непомерно. Хорошая груша, купленная за городом, стоит дороже, чем происходящая из того (обезвоженного) сада, что цветет в витрине у Шеве[599].

Можно, конечно, посадить фруктовые деревья на своей земле, но покамест она представляет собой самый обычный луг площадью в двести квадратных метров, окаймленный несколькими зелеными деревьями и напоминающий театральную декорацию, а для того чтобы снять первый урожай фруктов, говорят самые большие деревенские светила, нужно потратить уйму денег – и подождать пять лет!

Овощи с огородов направляются прямо на Центральный рынок. Госпожа Дешар, у которой имеется собственный огородник, он же привратник, признается, что овощи, выращенные в ее парниках, на удобренной земле, обходятся ей в два раза дороже, чем те, которые куплены в Париже у зеленщицы, держащей собственную лавку, платящей торговый налог и имеющей мужа-избирателя[600].

Несмотря на все обещания и старания привратника-огородника, первые овощи и фрукты неизменно появляются в Париже на месяц раньше, чем за городом.

С восьми до одиннадцати вечера супруги не знают, чем заняться: соседи несносны, ничтожны и входят в амбицию из-за пустяков.

Господин Дешар, как всякий старый нотариус, отлично умеет считать; очень скоро он обнаруживает, что если прибавить к цене его поездок в Париж проценты, которые приходится выплачивать за дом, а также налоги, траты на починку, жалованье привратника и его жены и проч., получится сумма в тысячу экю, за которую можно нанять прекрасный загородный дом!.. Дешар не постигает, каким образом он, старый нотариус, мог попасться на эту удочку. Ведь он сам множество раз заверял контракты о найме поместья с замком и парком ровно за тысячу экю.

В гостиной госпожи Дешар все сходятся на том, что загородный дом – не удовольствие, а настоящая язва…

– Не понимаю, почему на Центральном рынке кочан капусты, которую приходится поливать каждый день до тех пор, пока она не созреет, стоит всего пять сантимов, – удивляется Каролина.

– Все дело в том, – отвечает мелкий бакалейщик, удалившийся от дел, – что в деревне надо жить постоянно, надо стать деревенским жителем, тогда и убытков не будет…

На обратном пути Каролина говорит несчастному Адольфу:

– Как тебе только взбрело на ум купить загородный дом? За город лучше всего ездить в гости.

Тут Адольф вспоминает английскую поговорку, которая гласит: «Ни в коем случае не тратьтесь ни на газету, ни на любовницу, ни на загородный дом; всегда найдутся болваны, которые предоставят вам все это бесплатно…»

– Ты права! – отвечает Адольф, которого брачный Слепень окончательно просветил насчет женской логики, – но что поделаешь, это ведь хорошо для ребенка!

Хотя Адольф ведет себя очень осторожно, этот ответ настораживает Каролину. Мать может печься о сыне, но не может допустить, чтобы о нем заботились больше, чем о ней самой. Каролина замолкает; назавтра она умирает от скуки. Адольф уехал по делам, она ждет с пяти часов пополудни до семи, а потом отправляется его встречать на стоянку омнибусов[601]. После она битый час рассказывает о своих тревогах. Ей было очень страшно идти на стоянку одной с маленьким Шарлем. Разве прилично молодой женщине находиться там в одиночестве? Такая жизнь нестерпима.

Тут вилла создает в жизни супругов особый период, который заслуживает отдельной главы.

Неприятность от неприятности

Аксиома

Неприятность чревата неприятными последствиями.

Пример

Много раз было говорено о колотье в боку, и ничего хорошего никто о нем не сказал; но это колотье ничто сравнительно с тем, о котором пойдет речь дальше и которое постоянно сопутствует супружеской жизни в пору ее второй молодости: так молоточки фортепиано неутомимо ударяют по его струнам. Эта покалывающая неприятность дает себя знать только в тот момент, когда робость юной супруги уступает место тому роковому равенству прав, которое пожирает разом и супружескую пару, и саму Францию. У каждой эпохи свои неприятности!..

По прошествии недели Каролина осознает, что муж ежедневно проводит семь часов вдали от нее. Однажды Адольф возвращается домой радостный, как актер после удачной премьеры, и вдруг обнаруживает, что Каролина словно заиндевела. Убедившись, что ее холодность не осталась незамеченной, Каролина спрашивает тем фальшивым, якобы дружеским тоном, который так хорошо известен и так ненавистен любому мужчине:

– У тебя, дружок, было сегодня много дел?

– Да, очень много.

– Ты нанимал кабриолет[602]?

– Да, потратил семь франков…

– И повидал всех, кого хотел?

– Да, всех, кому назначил свидания…

– Когда же ты им написал? У тебя в чернильнице чернила засохли и стали как камень; мне надо было написать записку, и я битый час пыталась их размочить, а получила комок, годный разве на то, чтобы метить тюки для отправки в Индию.

Тут всякий муж смотрит на свою жену исподлобья.

– Должно быть, я написал им из Парижа…

– А что у тебя за дела, Адольф?..