Мелкие неприятности супружеской жизни

– Ладно-ладно, красавица, не плачьте, – продолжает судья, – я не допущу, чтобы из-за меня проливала слезы такая хорошенькая особа, я посмотрю, что можно сделать, приходите завтра вечером – поговорим о деле поподробнее, нужно изучить все бумаги; займемся этим вместе…

– Сударь…

– Но это уж непременно…

– Сударь…

– Не бойтесь, красавица, судья знает свой долг перед законом и (тонкая улыбка) перед красотой…

– Но, сударь…

– Будьте спокойны, – говорит он, держа ее руки в своих и пожимая их, – этот крупный проступок мы постараемся превратить в пустяковый.

И он провожает до дверей Каролину, удрученную мысль о грядущем свидании.

Синдик – молодой весельчак, и госпожу Адольф он встречает с улыбкой. Он улыбается по всякому поводу и, не переставая улыбаться, обнимает Каролину за талию так ловко, что она даже не возмущается, тем более что помнит: Адольф велел не раздражать синдика.

Тем не менее Каролина – хотя бы в интересах синдика – вырывается и говорит ему то же самое, что трижды сказала судьбе: «Сударь!..»

– Не сердитесь, вы неотразимы, вы ангел, а ваш муж – чудовище; зачем он отправил сирену к юноше, которого, и это ему хорошо известно, так легко воспламенить?

– Сударь, муж не смог прийти сам; он очень болен, не встает с постели, а вы его так сильно напугали, что он решил срочно…

– Неужели у него нет стряпчего, поверенного?

Это замечание приводит в ужас Каролину, ибо открывает ей глаза на глубочайшее коварство Адольфа.

– Он подумал, сударь, что вы пожалеете мать семейства, детей…

– Та-та-та, – отвечает синдик. – Вы явились, чтоб посягнуть на мою независимость, на мою совесть, вы желаете, чтобы я предал кредиторов; так вот, я иду дальше, я предаю вам свое сердце, свое состояние; ваш муж желает спасти свою честь, ну что ж, а я вверяю вам свою…

– Сударь, – восклицает Каролина, пытаясь поднять синдика, упавшего к ее ногам, – вы меня пугаете!

Она изображает испуг и направляется к двери, чтобы выйти из положения так, как умеют это делать женщины, а именно ничего не испортив.

– Я вернусь, – говорит она с улыбкой, – когда вы станете благоразумнее.

– Вы меня покидаете… берегитесь! Ваш муж может попасть на скамью подсудимых; он соучастник ложного банкротства, нам известны многие его поступки, которые отнюдь не делают ему чести. Это не первая его провинность; он провертывал довольно грязные аферы, занимался темными махинациями; вы заступаетесь за человека, который не бережет ни своей чести, ни вашей.

Устрашенная этими словами, Каролина закрывает дверь изнутри и вновь подходит к синдику.

– Что вы имеете в виду, сударь? – спрашивает она, разгневанная столь грубым натиском.

– Как что? Дело…

– Шомонтеля?

– Нет, спекуляцию с домами, которые ваш муж оплачивал векселями несостоятельных плательщиков[705].

Каролина вспоминает дело, за которое взялся Адольф в надежде удвоить свой доход (см. главу «Женское иезуитство»), и содрогается. Синдик играет на ее любопытстве.

– Сядьте-ка вот здесь. Не бойтесь, на таком расстоянии я буду вести себя благоразумно, но зато смогу вами любоваться…

И он принимается описывать во всех подробностях аферу, задуманную банкиром дю Тийе[706], то и дело прерывая свой рассказ восхищенными возгласами: «Ах, какая прелестная ножка, маленькая, изящная… Такой ножки нет больше ни у кого… – Итак, дю Тийе заключил полюбовное соглашение… – А какое ушко… Вы знаете, что у вас пленительное ушко?.. – И дю Тийе поступил абсолютно правильно, потому что дело уже поступило в суд. – Я обожаю маленькие ушки… Позвольте мне снять слепок с вашего, и я сделаю все, что вы пожелаете. – Дю Тийе воспользовался этим, чтобы перевалить всю ответственность на этого болвана, вашего мужа… – А какой очаровательный материал, вы одеты божественно…

– На чем мы остановились, сударь?..

– Разве я могу помнить, на чем остановился, когда любуюсь такой рафаэлевской головкой, как ваша?

После двадцать седьмой похвалы Каролина начинает находить синдика остроумным, делает ему комплимент и удаляется, так и не узнав до конца историю этого предприятия, которое в свое время пожрало целых триста тысяч франков.

Эта мелкая неприятность принимает порой самые отвратительные формы.

Пример:

Адольф отважен и обидчив; он с женой отправляется на прогулку по Елисейским Полям, там толпится множество народу, и в этой толпе находятся неучтивые молодые люди, которые отпускают шутки в духе Панурга[707]; Каролина делает вид, что ничего не слышит, чтобы мужу не пришлось драться на дуэли.

Другой пример:

Мальчишка из породы совершенно несносных спрашивает в присутствии гостей: «Мама, неужели ты бы позволила Жюстине дать мне пощечину?»

– Конечно, нет…

– А почему ты об этом спрашиваешь, малыш? – осведомляется госпожа Фуллепуэнт.

– Потому что она только что залепила пощечину папе, а ведь он гораздо сильнее меня.