Странное противоречие! Так же сурово бранят юношу, который, если воспользоваться холостяцким жаргоном, проводит жизнь в
Куда же прикажете деваться нашей массе холостяков? Да и вообще, как говаривал Фигаро, кого здесь дурачат?[167]
Тех, кто правит, или тех, кем правят? Неужели общество походит на тех мальчуганов, которые во время театрального представления зажимают уши, чтобы не слышать ружейной пальбы? Неужели оно так боится осмотреть свои раны? Или же оно почитает болезнь неизлечимой и не желает вмешиваться в естественный ход вещей? Впрочем, материальная и общественная дилемма, вытекающая из описанного нами состояния добродетели в сфере брака, настоятельно требует разрешения законодательного. Не нам решать эту сложную задачу; предположим, однако, на мгновение, что, дабы охранить покой великого множества семейств, порядочных женщин и девиц, общество признало необходимость предоставить патентованным сердцам право ублажать холостяков: разве не следовало бы в этом случае нашим законодателям основать особую корпорацию для этих Дециев женского пола, которые на глазах у почтенной публики приносят себя в жертву республике и собственными телами защищают счастье порядочных семейств?[168] Оставляя судьбу куртизанок без внимания, законодатели совершают непростительную ошибку[169].Вопрос этот, впрочем, неминуемо влечет за собою такое множество «если» и «но», что мы завещаем его окончательное решение потомкам; нужно же, чтобы и им было чем заняться. Вдобавок к теме нашей книги этот вопрос имеет лишь косвенное отношение, ибо ныне люди сделались чувствительнее, чем когда бы то ни было; никогда еще они не были так благонравны, ибо никогда еще так ясно не ощущали, что истинные наслаждения дарит нам только сердце. Посудите сами: неужели человек чувствительный и холостой, видя перед собой четыре сотни тысяч юных и прекрасных женщин, блистающих богатством и умом, не скупящихся на кокетливые улыбки и сулящих безграничное блаженство, предпочтет пойти к…? Какая гадость!
Итак, подведем для грядущих законодателей итоги наших последних наблюдений.
Французские законы, касающиеся адюльтера и банкротства, нуждаются в серьезных изменениях. Страдают ли они чрезмерной мягкостью? Несовершенны ли они по своей сути? Caveant consules![171]
Итак, отважный атлет, принявший на свой счет портрет мужчины, обремененного женою, – портрет, нарисованный в нашем первом Размышлении, – каково твое мнение обо всем сказанном? Будем надеяться, что беглое обозрение вопроса не испугало тебя, что ты не из тех малодушных, у которых при виде пропасти или
В конце концов, мужья вольны принять либо наши шутки за истину, либо наши истины за шутку. Самое прекрасное в жизни – это иллюзии. А самое почтенное – ничтожнейшие из наших верований. Разве не знаем мы массу людей, которые заменяют убеждения предрассудками, людей, которые, не умея составить собственное понятие о счастье и добродетели, принимают то и другое готовым из рук законодателей? По этой причине мы обращаем свои речи лишь к тем Манфредам, которые, приподняв слишком много юбок, жаждут в те мгновения, когда ими овладевает некий нравственный сплин, приподнять также и все покровы[173]
. Ради них мы дерзнули заговорить начистоту и оценить масштаб бедствия.Нам осталось рассмотреть опасности, грозящие в браке каждому мужчине и могущие подточить его силы в той борьбе, из которой он обязан выйти победителем.
Одним людям предопределено быть счастливыми, а другим – несчастными. Богословы употребляют понятие предопределения, говоря о тех, кому суждено вечное блаженство, мы же, напротив, вкладываем в это слово смысл, роковой для наших избранников, и называем их обреченными; применительно к ним евангельское речение следует перефразировать так: «Много званых и много избранных»[174]
.