В магазине народу было немного, и меньше чем через час Татьяна с Толиком уже перегружали покупки в багажник. В это время у нее в кармане зазвонил телефон. Там, где должно было высвечиваться имя абонента, горела надпись «нет номера». Евгений.
Сколько раз она уговаривала себя, что не боится бывшего мужа! Умом понимала: непосредственной опасности нет. Но каждый раз, когда он появлялся на горизонте, ноги становились ватными, и под ложечкой начинало противно сосать. Вот как сейчас. Не человек, а какой-то печеночный сосальщик. А ведь он, скорее всего, звонит просто чтобы договориться на завтра. Таня посмотрела на сына, как бы ища в нем поддержки, вздохнула и решительно приняла вызов:
Да, Женя, я тебя слушаю.
О1 Как ты догадалась? Номер не должен был определяться.
У меня не так много знакомых, у которых номер не определяется.
Ну, да, да, ты права. Совсем из головы вон. Я насчет завтрашнего дня.
А что насчет завтрашнего? – Толя впился в мать глазами и вытянул шею, – Звони, забирай парня и веди его в цирк. В какой, кстати? И во сколько представление?
Танин голос звучал сухо, отрывисто. Минимум слов, только по делу. Так легче, все чувства отсекаются, и нет соблазна зарыдать или начать скандалить. Скандалить, кстати, она совершенно не умеет. Так что тон взят верный, только бы с него не сбиться.
Тон ответа Евгения Ивановича был ложно-значительным.
Цирк, как ты понимаешь, на Цветном бульваре. Представление в три. Но я хотел забрать Толю пораньше. Мы бы погуляли, пообедали, сходили в цирк...
Хорошо. Во сколько ты хочешь?
Часов в одиннадцать, если ты не против.
Я не против. Пожалуйста. Толик будет готов к одиннадцати.
Ты ставишь какие-то условия? Дополнительные?
Парень прислушивался, пытаясь определить, что там говорит отец. Но понять это мог только из Таниных ответов, поэтому ел ее глазами. Она старалась, чтобы нить разговора была ясна.
Условия два. Не давай ему объедаться мороженым. Это раз. И пусть он вернется домой не позже одиннадцати. Вечера, естественно. Это два. Ему утром в школу.
Это все?
Что же еще?
Фантастика! Ты стала совсем другой. Жесткой, четкой. Совершенно перестала мямлить и размазывать. С тобой было бы приятно работать.
Люди одобряют. Но с тобой, Женя, я бы работать не хотела. Ты знаешь почему. Так что замнем для ясности.
Танин голос зазвучал еще суше и холодней, хотя, казалось, это невозможно.
Хорошо. Спасибо, что разрешила провести с Толей весь день. Завтра в одиннадцать я за ним заеду.
Подъедешь — звони ему на мобильный, он спустится.
Я хотел бы еще с тобой повидаться.
Это вряд ли. В одиннадцать меня скорее всего уже не будет дома. А бабушку... бабушку не надо расстраивать, она для этого слишком старенькая.
Понял. Можешь дать мальчику телефон?
Таня, ничего не говоря, сунула трубку сыну. Тот несколько раз произнес: «да, папа», «да, папа», понятно, папа», и вернул телефон. Разговор был окончен.
Домой ехали молча. Толя радовался предстоящему походу в цирк с отцом, но понимал, что мама эту радость не разделяет. А когда у нее такие глаза, ее лучше вообще не трогать. В общем, дома, как только машину разгрузим, надо будет линять. До обеда можно погулять, а после обеда к Антону. Или наоборот, Антона с Дениской пригласить поиграть по сети в «Линейку» или в «Героев». Это будет зависеть, от того, останется ли мама дома. Несмотря на то, что Таня ничего ему не говорила, Толик чувствовал, что она куда-то собирается.
В свои двенадцать лет Толя Туманский мог без кокетства сказать, что жизнь у него непростая. Он и выглядел и ощущал себя взрослее своих одноклассников. Конечно, он не знал лишений. Ел досыта, и еда была вкусная. Обувь носил новую и прочную. Одежду ему покупали в хороших магазинах. Он регулярно ездил на каникулы за границу. В основном, правда, в Литву на хутор к бабушке Римме, но все-таки. Компьютер, ролики, коньки, лыжи, всевозможные игрушки и самые лучшие книжки — все это у него было. Дело было в другом. Если разобраться, у него была очень странная семья с непростыми взаимоотношениями, и, чтобы успешно со всеми взаимодействовать, приходилось разбираться в таких хитросплетениях, что только держись.