— Слушай, Ардальон Борисыч, что я тебе хотел сказать, — заговорил Володин. — Всю дорогу думал, как бы не забыть, и чуть не забыл.
— Ну? — угрюмо спросил Передонов.
— Вот ты любишь сладкое, — радостно говорил Володин, — а я такое кушанье знаю, что ты пальчики оближешь.
— Я сам все вкусные кушанья знаю, — сказал Передонов.
Володин сделал обиженное лицо.
— Может быть, — сказал он, — вы, Ардальон Борисыч, знаете все вкусные кушанья, которые делают у вас на родине, но как же вы можете знать все вкусные кушанья, которые делаются у меня на родине, если вы никогда на моей родине не были?
И довольный убедительностью своего возражения, Володин засмеялся, заблеял.
— На твоей родине дохлых кошек жрут, — сердито сказал Передонов.
— Позвольте, Ардальон Борисыч, — визгливым и смеющимся голосом говорил Володин, — это, может быть, на вашей родине изволят кушать дохлых кошечек, этого мы не будем касаться, а только ерлов вы никогда не кушали.
— Нет, не кушал, — признался Передонов.
— Что же это за кушанье такое? — спросила Варвара.
— А это вот что, — стал объяснять Володин, — знаете вы кутью?
— Ну, знаю, — ухмыляясь отвечала Варвара.
— Так вот, пшенная кутья, с изюмцем, с сахаром, с миндалем, — это и есть ерлы.
И Володин подробно рассказал, как варят на его родине ерлы. Передонов слушал тоскливо. Кутья, — что ж, его в покойники, что ли, хочет записать Павлушка? — Володин предложил:
— Если хотите, чтобы все было, как следует, вы дайте мне материал, а я вам сварю.
— Пусти козла в огород, — угрюмо сказал Передонов.
Еще подсыплет чего-нибудь, — подумал он. Володин опять обиделся.
— Если вы думаете, Ардальон Борисыч, что я у вас стяну сахарцу, так вы ошибаетесь, — мне вашего сахарцу не надо.
— Ну, что там валять Петрушку, — перебила Варвара. — Ведь вы знаете, у него всё привереды. Приходите и варите.
— Сам и есть будешь, — сказал Передонов.
— Это почему же? — дребезжащим от обиды голосом спросил Володин.
— Потому что гадость.
— Как вам угодно, Ардальон Борисыч, — пожимая плечами, сказал Володин, — а только я вам хотел угодить, а если вы не хотите, то как хотите.
— А как тебя генерал-то отбрил? — спросил Передонов.
— Какой генерал? — ответил вопросом Володин, и покраснел, и обиженно выпятил нижнюю губу.
— Да слышали, слышали, — говорил Передонов.
Варвара ухмылялась.
— Позвольте, Ардальон Борисыч, — горячо заговорил Володин, — вы слышали, да, может быть, недослышали. Я вам расскажу, как все это дело было.
— Ну, рассказывай, — сказал Передонов.
— Это было дело треть
— Это он тебе неуважение оказал, — угрюмо сказал Передонов.
— Изволите видеть, — обрадованно подхватил Володин, — и у нас образ висит, и мы сами без шапок, а он вдруг является этаким мамелюком. Я ему и изволил сказать тихо, благородно: ваше превосходительство, говорю, потрудитесь вашу шапочку снять, потому, говорю, как здесь образ. Правильно ли я сказал? — спросил он, и вопросительно вытаращил глаза.
— Ловко! Павлушка! — крикнул Передонов, — так ему и надо.
— Конечно, что им спускать, — поддержала Варвара, — Павел Васильевич!
Володин, с видом напрасно обиженного человека, продолжал:
— А он вдруг изволил мне сказать: всякий сверчок знай свой шесток. Повернулся, и вышел. Вот как все дело вышло, и больше никаких.
Володин чувствовал себя все-таки героем. Передонов в утешение дал ему карамельку.
Пришла Софья Ефимовна Преполовенская, жена лесничего, полная, с добродушно-хитрым лицом и плавными движениями. Ее посадили завтракать.
Она лукаво спросила Володина:
— Что это вы, Павел Васильевич, зачастили к Варваре Дмитриевне?
— Я не к Варваре Дмитриевне изволил придти, — скромно ответил Володин, — а к Ардальону Борисычу.
— Уж не влюбились ли вы в кого-нибудь? — посмеиваясь говорила Преполовенская.
Всем известно было, что Володин искал невесты с приданым, сватался ко многим, и получал отказы; шутка Преполовенской показалась ему неуместной. Дрожащим голосом, напоминая всею своею повадкой разобиженного баранчика, он сказал:
— Если я влюбился, Софья Ефимовна, то это ни до кого не касается, кроме меня самого и той особы, а вы таким манером выходите в сторонке.
Но Преполовенская не унималась.
— Смотрите, — говорила она, — влюбите вы в себя Варвару Дмитриевну, кто тогда Ардальону Борисычу сладкие пирожки станет печь?
Володин выпятил губы, поднял брови, и уже не знал, что сказать.
— Да вы не робейте, Павел Васильевич, — продолжала Преполовенская, — чем вы не жених, — и молоды, и красивы.
— Может быть, Варвара Дмитриевна и не захотят, — сказал Володин хихикая.