Вероятно, возникший «эффект обманутого ожидания» не следует рассматривать исключительно в контексте возможной «полемики» Сологуба с Толстым. В годы работы над «Мелким бесом» писатель видел в произведениях Толстого отражение философских идей Шопенгауэра, близких его собственному мироощущению: «Беспощадно сдергиваются последние покровы, и поэт с презрительным сожалением говорит: Вот то, перед чем вы преклонялись. Мы все заворожены старыми наговорами наших предков, мы верим в слова, символы, эмблемы, — и во всем этом ложь. (…) Вот люди едят и пьют, работают и играют, наживаются, разоряются, рожают детей и умирают, — вот они во всех делах своих, — в своем достоинстве и в своей пошлости, — и все это — ложь и призрак. Все разнообразие жизни, бьющей ключом, возникло как бы для того только, чтобы погибнуть»; «В другом месте (Исповедь) он говорит: „Можно жить только покуда пьян жизнью, а как протрезвишься, то нельзя не видеть, что все это обман“» (Сологуб Федор.
Единый путь Льва Толстого // Сологуб Федор. Собр. соч. В 12 т. СПб.: «Шиповник», 1910. Т. X. С. 192–194; впервые: Die Welt Leo Tolstojs. Feier seines siebzigsten Geburtstage Von Fjodor Sologub (Petersburg) // Die Zeit (Wien). 1898. № 206. 10 September. S. 167–168. — Статья была заказана редакцией «Die Ziet», по случаю 70-летнего юбилея Льва Толстого).Место инспектора
— Должность инспектора была введена в 1828 году уставом русских гимназий в помощь директору гимназии, главным образом для поддержания дисциплины; одновременно этим же уставом в числе дисциплинарных мер было введено телесное наказание. В период министерства И. Д. Делянова (1882–1897) «место инспектора» в гимназии получило особо важное значение вследствие проводимой министром политики жесткой регламентации внутреннего быта школы — усиления школьного и внешкольного надзора и дисциплинарных репрессий, ужесточения экзаменационного контроля (эти меры были предприняты, чтобы затруднить доступ в гимназии «кухаркиным детям»).Белена
(Hyoscyamus) — травянистое растение, произрастающее повсюду на сорных местах, с неприятным резким запахом, ядовитое, в больших количествах вызывает сильное возбуждение, галлюцинации, бред, в отдельных случаях смерть. В тексте дано точное ботаническое описание белены. О специфическом интересе Сологуба к свойствам растений см. в Приложении «Творческая история романа „Мелкий бес“» в главе «История текста романа „Мелкий бес“» — с. 745–746 наст. изд.Кулебяка
— большой пирог с начинкой; здесь: пышная толстая женщина.Сварганить (диалект.)
— сделать что-нибудь плохо, на скорую руку, свалять.Мшанка
, или пониклица (горица, отсрица) — многолетнее стелющееся растение. Жеруха — многолетнее растение, произрастающее в болотистой местности, в лужах со стоячей водой.Остропестро
(Silybum macianum) — расторопша пятнистая, травянистое растение, высота стебля до полутора метров, нижние листья с желтоватыми колючками, цветки трубчатые, пурпурные.В одно жилье
— в одну жилую комнату.Обеденка
(диалект.) — кухня или небольшая комната, где обедают.Кокорыш
(Aethusa cynapium) — растение семейства зонтичных, более известно под названием собачьей петрушки, сходно с настоящей петрушкой, но отличается от нее сильным запахом, ядовитое. Цикутный аистник (Erodium cicutarium) — небольшое распростертое травянистое растение (семейства гераневых), с перистыми листьями и красноватыми цветками в зонтиковидных соцветиях, сорняк. Лютики (Ranunculus) — травянистое растение, цветущее одиночными ярко-желтыми цветками, растет повсеместно, сорняк, ядовитое. Молочаи (Euphorbia) — древовидные травы, лишенные листьев и одетые колючками растения, ядовиты.Прогимназия
— учебное заведение (как правило, четырехклассное), дававшее неполное среднее образование.Мешкотный
— медлительный, вялый.II
Омег (диалект.)
— хмельной, ядовитый напиток (Даль. 2: 672).Набуровить (диалект.)
— налить не в меру, ухнуть (Даль. 2: 382).Затрапез
— грубая льняная или пеньковая ткань, пестрая или полосатая, из которой шили рабочую одежду (от купца Затрапезникова, которому Петр I передал пестрядиную фабрику) (Даль. 1: 651; 3: 104).Скажут, что я Писарева читал
, — и ау! — Страх Передонова не имел оснований. Несмотря на цензурные ограничения, сочинения Д. И. Писарева неоднократно издавались (в 1866–1869; 1870–1872; 1894; 1897). Существовало запрещение сохранять его книги в публичных библиотеках и общественных читальнях, но чтение и хранение их в личных собраниях не было поводом для преследования и судебного разбирательства.