…у вас Мицкевич был. Он выше нашего Пушкина.
— Вероятно, иронический отклик на полемику вокруг статьи Вл. Соловьева «Судьба Пушкина» (Вестник Европы. 1897. № 9), в которой с позиции христианской этики философ порицал Пушкина за участие в дуэли: поддавшись недостойному христианина и гения чувству мести, поэт пал его жертвой (о полемике см.: Корецкая И. В. 1) «Мир искусства» II Литературный процесс и русская журналистика конца XIX — начала XX века (1890–1904). Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1982. С. 143–145; 2) Над страницами русской поэзии и прозы начала века. М., 1995. С. 270–323). В речи о Мицкевиче Вл. Соловьев говорил, что в личности польского поэта явлена «мерка человеческого величия», подвиг Мицкевича в том, что он отказался от личного во имя общественного и религиозного дела (Мир искусства. 1899. № 5. Отд. И. С. 27–30).…Он камер-лакеем был.
— В декабре 1833 года Николай I пожаловал Пушкину придворное звание камер-юнкера, которое поэт счел «неприличным его летам» и унизительным: звание вынуждало носить мундир и бывать при дворе, что противоречило его независимой позиции. Реплика содержит отклик на обвинение Пушкина и поэтов его круга в «литературном аристократизме» (намерении писать «для немногих»), выдвинутое в 1830-е годы Ф. Булгариным и поддержанное Н. А. Полевым, вызвавшее полемику, в которой против Пушкина были использованы «третьесословные» лозунги (см.: Вацуро В. Э. «К вельможе» // Вацуро В. Э. Пушкинская пора. СПб., 2000. С.179–216). Представление о Пушкине — барине и поэте «чистого искусства» стало клише массового сознания разночинной интеллигенции («Базаровых»), отчасти благодаря статье Д. И. Писарева «Пушкин и Белинский» (1865). Об этом в год столетнего пушкинского юбилея писал Д. С. Мережковский: «Грубо-утилитарная точка зрения Писарева, в которой чувствуется смелость и раздражение дикаря перед созданьями непонятной ему культуры, теперь анахронизм: эта точка зрения заменилась более умеренной — либерально-народнической, с которой Пушкина, пожалуй, можно оправдать в недостатке политической выдержки и прямоты. Тем не менее Писарев, как привычное тяготение и склонность ума, все еще таится в бессознательной глубине многих современных критических суждений о Пушкине»; по мнению Мережковского, дух Булгарина и дух Писарева — «родственнее друг другу, чем обыкновенно думают» (Мережковский Д. С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. СПб., 1899. С. 447, 449).Босые ежеденком дома ходите
… Вовсе не от бедности… это для здоровья очень полезно, закаляет здоровье и приятно летом. — «Босые ноги» — один из центральных и наиболее характерных мотивов лирики и прозы Сологуба, проходит через все его творчество, имеет автобиографический подтекст: «Из боязни наследственного заболевания мать укрепляла здоровье мальчика простыми и суровыми средствами. Отчасти поэтому, отчасти по бедности ему приходилось с ранней весны до поздней осени ходить босиком, даже в училище и в церковь.Всякий знает, как любят героини его романов ходить босиком и сколько прелести в описаниях их легкой походки, бега и танцев. Но не всякий знает, как любил Ф(едор) К(узьмич) сам ходить босиком (…) В позднейшие годы ((19)22— (19)23), когда Ф(едор) К(узьмич) после смерти жены жил с нами на Ждановке, уже больной и усталый, он иногда уходил в ночные часы и бродил босиком по раскаленным плитам тротуара» (Черносвитова
О. Н. Материалы к биографии Ф. Сологуба / Вступ. статья, публ. и коммент. М. М. Павловой II Неизданный Федор Сологуб. М.: Новое литературное обозрение, 1997. С. 231).Этот мотив в творчестве Сологуба осмыслен в разных аспектах: как символ духовного странничества; как добродетель, которую следует прививать с детства; как залог нравственного совершенства, ср.: «И с тех пор, как босые ноги Христа попирали землю, бедность перестала быть постыдною сама по себе. Ибо плоть не может ничтоже, — и вся сила, жизнь и свет в Духе» (Сологуб Федор.
О телесных наказаниях / Публ. М. Павловой // De visu. 1993. № 9 [10]. С. 52).Сапог не накупишься.
— Далее в черновом автографе и ранней редакции романа следует описание наказания Влади розгами. См. с. 429–432 наст. изд.VII