Я истратил почти все силы, пока удалось сдвинуть дверь. А пока продрался наружу, чуть шкуру с мяса не стащил. Солнышко только встало, раскидав по небу оранжево-желтые мутные полосы. Вот и выбрался. На солнце желтый камень-глаз помутнел, как бельмо. Хм. Не работает?
И что мы имеем? Невнятное благословение от огня, испорченную книгу, проклятие от Лиха и жгучий посох. Кстати, про него. Посох горел. Точнее дымились тряпки и кожа, что были намотаны на нем. Деревяшка преобразилась - серое высохшее дерево сменилось благородным желтым металлом. Посох ярко вспыхнул чистым белым пламенем.
- Ой, ой, ой! - я почувствовал направленную на меня жажду убийства.
Посох подскочил. Из его навершие выстрелил сияющий луч, прочертив на земле черную полосу из выжженной травы. Я едва успел среагировать - подставил под луч книгу. Грохнул взрыв. Из-за легкого веса меня отнесло на десяток шагов. Руки будто сдвинулись назад, чуть ли не выйдя из плеч.
Ух, свезло. Если бы не книга, то считай мертв был бы. Я глянул на фолиант, ожидая увидеть его безнадежно испорченным. Но… но там была совершенно иная книга. Никакой жуткой обложки из кожи с волосами, отпечатка Лиха и обрывков кощунственных текстов. Я держал в руках обложку из золотистого дерева, украшенную росписью с наименованием “Житие и мучение святого Агафона”
Я не особо успел осмотреть книгу, ведь от посоха несся новый луч, попутно испепеляя траву и кусты. Посох подскакивал и крутился, как заведенный. Навершие сияло, будто маленькое солнце. Я едва успевал уворачиваться, а в совсем безнадежных случаях отмахивался книжкой, отбивающей лучи, будто резиновые мячики.
- Драть меня под хвост, - прошипел я, прогибаясь до хруста в нижних позвонках. - Когда он уймется?
Посох униматься не желал. Я думал, что стоит скрыться из виду, как деревяшка успокоится, но лучи теперь прилетали совершенно внезапно. Он преследует меня! После отраженного заклинания, обложка фолианта ощутимо нагрелась. Я отбил золотой луч, резко полетевший вверх и проделавший в кроне яблони круглую дыру.
Бежать! Надо бежать! Я пустился прочь, но стоило на минуту остановиться передохнуть, как посох атаковал - золотое древко скакало на основании, выпуская тонкие лучи, расходящиеся веером. От ужаса я запрыгнул на дерево. Десяток лучей, похожих на раскаленные спицы, пронзил землю, оставив небольшие дырочки с оплавленными краями.
Посох остановился. Круглое навершие пульсировало, посылая ослепляющие белые вспышки, расходящиеся, будто круги по воде. Он будто накапливает силы. Я успел раскрыть книгу и уменьшившись, прикрыться ей, как тяжелым щитом,
Взрыв белого света смел меня с дерева. Я вцепился в страницы, как в вожжи, и упав, накрылся фолиантом с головой. Белый свет погас, оставив боль в обожежнных пятках.
- Да ладно… - я выглянул наружу. Золотое древко было совсем близко.
Набалдашник покрылся сверкающими белыми бликами. Все пространство рядом с посохом заполнили шустро бегающие солнечные зайчики. Оставляющие за собой черные горящие полосы. За мгновение земля превратилась в узор черных полос, источающих едкий дым.
Я убегал. Посох догонял. О передышке не могло быть м речи. Стоило остановиться, как меня настигала очередная изощренная атака. Выжить удавалось только благодаря фолианту, успешно отражавшему большинство атак.
Спустя пару часов дикой гонки я понял, что проклятая хреновина гонит меня в определенном направлении - на северо-восток. Мы миновали деревню. Юркнуть к людям посох помешал целым валом белого огня, сжегшим поле пшеницы и отставшим без урожая пару семей.
Мы пробежали вдоль полуразрушенных деревянных построек, видимо бывших стоянкой охотников, и углубились в лес. Посох не только гнал меня, а пытался убить. Похоже, что оба варианта его устраивали. Я подпрыгнул. Сверкающая белая коса размахом больше десяти шагов просвистела снизу. За спиной раздался треск и звук падения деревьев.
От жара мне сделалось совсем дурно. Забег выжал из меня последние соки, а еще приходилось тащить фолиант. Мне казалось, что после каждой отраженной атаки, он весит все больше и больше. Будто с каменной плитой бежишь.
Я вылетел на полянку. Обложка фолианта врезалась в продолговатый белый сгусток, напоминавший пчелу. Мерзкое заклятие. Десяток этих светящихся тварей крутились возле меня, норовя ужалить в любой момент. А жалили они больно - будто клеймо раскаленное приставили к коже.
Пол ногами ощущалась не мягкая земля, а что-то твердое, будто под слоем иголок и травы лежали каменные плиты. Слева показался серый столб, почти скрывшийся под желтым лишайником. Дальше лежали старые развалины, поглощенный лесом - правильной квадратной формы насыпи и торчащие желтые зубы обломанных колон - единственной целой осталась круглая площадка, мощенная белым камнем. В ее центре стоял постамент. От стоявшей там статуи остались только ступни и голень левой ноги.