Мы доходим до Рокфеллер-центра. Толпа людей окружает массивную елку, сверкающую разноцветными огнями.
Захра запрокидывает голову, чтобы рассмотреть дерево высотой семьдесят пять футов (прим. пер.
У меня возникает искушение сделать следующую елку в Дримленде такой же гигантской, как эта, чтобы сделать ее такой счастливой.
Я обхватываю ее рукой и прижимаю к себе. — Что ты думаешь?
— Что это самое близкое, что у нас есть к волшебству. Серьезно, где они вообще нашли такое большое дерево? На Северном полюсе?
Я подавляю смех. — Скорее, где-то в Коннектикуте.
— Так разрушить мечту. — Захра смотрит на огни, а я смотрю на нее. Мне никогда не нравились глупые традиции вроде посещения Рокфеллеровской елки, но наблюдение за тем, как Захра улыбается, переживая что-то новое, оживляет поврежденную часть меня. Это заставляет меня искать другие вещи, которые могли бы удивить ее, хотя бы для того, чтобы воссоздать такое же выражение удивления на ее лице.
Я в полной заднице. Абсолютно теряю свой чертов разум.
Ее глаза загораются, как чертово дерево, когда она поворачивается и осматривает каток позади нас. — Итак, насколько сложно будет убедить тебя покататься на коньках прямо сейчас?
Я не умею кататься на коньках, чтобы спасти свою жизнь. Там, где Деклан и Кэл громили свои хоккейные команды низших лиг, я предпочитал более творческие занятия. У меня больше шансов сломать зуб сегодня вечером, чем получить секс, но мне все равно.
— Назови мне свои условия.
Она закатывает глаза. — Для тебя все — сделка.
Я касаюсь ее красного носа. — Ты быстро учишься.
Ее улыбка соперничает со звездой на вершине елки.
Да. Я в полной заднице.
🏰 🏰 🏰
— Есть последняя вещь, которую я хочу сделать. — Захра вцепляется в мою руку.
Снежинки падают вокруг нас, покрывая наши пальто и шапки.
— Катания на коньках тебе было недостаточно?
Она качает головой. — Может, прогуляемся по Центральному парку? Пожалуйста?
— Я потерял всю чувствительность ниже колен около тридцати минут назад. — Я делаю вдох, чтобы доказать свою точку зрения. Дымный воздух исчезает в ночи.
— Это потому, что ты больше времени провел на руках и коленях, чем на ногах.
Мои легкие горят от смеха. Тепло, распространяющееся по моей груди, борется с прохладным воздухом.
Она тащит меня за руку в неправильном направлении. — Давай. Это всего лишь быстрая прогулка. Я погуглила.
— Нет.
— Не будь такой занудой. — Ее надутые губы, хоть и милые, но абсолютно ничего для меня не делают.
— Считай, что я не тронут твоей демонстрацией.
— Пожалуйста? Есть еще одна маленькая вещь, которую я хочу сделать. — Ее нижняя губа подрагивает. Ее ресницы трепещут, собирая снежинки.
Моя решимость тает. Я обхватываю ладонью ее обветрившую щеку. Ее улыбка растет, когда я провожу большим пальцем взад-вперед по ее замерзшей коже.
Черт. Мои яйца официально стали военнопленными.
— Хорошо. Но только на пятнадцать минут. Твой нос вот-вот отделится от тела. — Я щелкаю по ее красному кончику.
Захра сияет. Ради ее улыбки я готов на все.
🏰 🏰 🏰
Я был дураком, думая, что пятнадцать минут — это достаточно времени. Я ни за что на свете не вытащил бы Захру из парка без того, чтобы она не брыкалась и не кричала. Одна маленькая вещь, которую она хотела сделать, превратилась в две вещи, а затем в три. И вот я уже леплю снеговика посреди Центрального парка, проехав через весь парк на нелепых санях.
— Ты нашел пуговицы? — Захра прерывисто вздыхает. Она бросает три веточки возле моих ботинок.
Я кладу три маленьких камешка, ради которых просеял дюймы снега, чтобы найти их.
— Да! Идеально. — Захра смотрит на камни, как на бриллианты.
Никогда в жизни я бы не подумал, что лепить снеговика будет так весело. Наблюдать за тем, как Захра впервые видит снег, — все равно что быть рядом с маленьким ребенком в рождественское утро. Я никогда раньше не испытывал такой радости. По крайней мере, с тех пор, как я сам был маленьким ребенком.
Я хочу украсть у Захры больше ее первых впечатлений. Все, что угодно, лишь бы воссоздать ее улыбку, когда она смотрит на груду камней и кривобокого снеговика. Я хочу обладать ее улыбкой так же сильно, как и любой другой ее частью.
Она смеется, катая голову снеговика по кругу, с каждым разом делая шар все больше и больше.
— Ты уверена, что тебе двадцать три года? — дразню я.
— Да ладно тебе. Самое близкое, что у меня было к снеговику, — это снеговик, сделанный из песка. Дай мне немного пожить.
— Вспомни этот момент, когда через пару дней будешь торчать в постели с миской куриного супа.
— Какая разница. Мы живем сегодняшним днем.
— Это здорово и все такое, пока я не потеряю девять из десяти пальцев от обморожения.
— О, бедный малыш. — Она берет мою руку в перчатке и целует каждый палец.
— Я знаю кое-что чуть ниже, что тоже не помешало бы поцеловать.
У нее вырывается смех. Я наклоняюсь и нежно целую изгиб ее шеи, слишком искушенный ее обнаженной плотью.