Мелкий шрифт

Я еще раз сжимаю его руку, прежде чем отстраниться. – Я не собираюсь использовать извинения как способ вытянуть из тебя информацию. Это твой выбор – делиться своим прошлым.

Он смотрит на меня. Как будто его глаза исследуют мою душу, оценивая меня на предмет обмана. – Ты это серьезно?

– Конечно. Но не мог бы ты рассказать мне, что заставило тебя снова начать рисовать? Если ты не против.

Он кивает. – Потому что твои рисунки были ужасны, и у меня возникло жгучее желание помочь тебе.

– Ты снова начал рисовать из-за меня?

– Да, – бормочет он себе под нос.

Я улыбаюсь и киваю. – О, ничего себе. Почему?

– Ты чуть не расплакалась во время своей первой презентации.

– И что? – Это тот же самый человек, который сказал мне, что ему нечего делать. Его желание помочь мне, даже не зная меня толком... это бессмысленно.

– В самом начале я хотел помочь тебе только потому, что считал это выгодным для себя. У тебя есть талант, который я искал, чтобы обновить парк и убедиться… – Он дважды моргнул, поймав себя на полуслове.

– Убедиться в чем?

– Убедиться, что я сделаю своего дедушку счастливым. – Он снова хмурится. Неужели ему ненавистна мысль о необходимости на кого-то опереться?

– Я понимаю. На тебя давит этот проект.

– Ты даже не представляешь, – ворчит он себе под нос.

– Почему ты не нанял кого-то еще, чтобы помочь мне?

– Я думал об этом, но не захотел.

– Почему?

– Потому что здравый смысл покинул меня.

– Или я тебе понравилась. – Я изо всех сил стараюсь не улыбаться, но у меня ничего не получается.

– Определенно нет. В то время ты казалась мне странно раздражающей и слишком милой.

Я наклоняюсь над журнальным столиком и толкаю его плечом. – Эй! Нет такого понятия, как слишком милая.

– Бывает там, откуда я родом.

– И что это за место?

В его глазах отражается достаточно отвращения, чтобы вызвать у меня тошноту. – Место, где люди слишком ярко улыбаются или слишком мило разговаривают, потому что у них есть все намерения использовать это против меня. В этом, черт возьми, вся причина моего цинизма в первую очередь.

– Это звучит ужасно.

– Я уверен, что ты бы ужаснулась, узнав, что за люди скрываются за жемчужными воротами парка. Дримленда – это действительно какая-то фантазия. Как будто все это чертово место не тронуто реальным миром.

– Расскажи мне о том, с чем тебе пришлось тогда столкнуться. Помоги мне понять, почему ты такой, какой ты есть.

Его кулаки сжимаются на кофейном столике. – Ты действительно хочешь знать?

Я киваю.

– Хорошо. Но там нет ничего красивого.

– Правда обычно некрасива.

Он моргает. Его взгляд переходит с моего лица на его сжатые кулаки, где он неоднократно разжимает и сжимает их.

Он вздыхает после минуты молчания. – Мой первый настоящий вкус отбросов общества начался в колледже, когда случайная девушка пригласила меня к себе в общежитие после вечеринки.

Мой аппетит переходит в тошноту при упоминании о том, что он был с кем-то еще.

– Раньше я имел дело только с типичными глупыми подростковыми вещами – люди использовали меня ради частного самолета или поездки в Кабо.

– О да, типичные вещи.

Он улыбается самой грустной улыбкой, прежде чем она исчезает. – Ну, там, откуда я родом, люди использовали меня на протяжении всей моей жизни, но это никогда не переходило в нечто незаконное, пока я не стал взрослым. Колледж стал для меня открытием. Я потерял девственность, когда меня без ведома снимали на скрытую камеру. Моему отцу стоило больших денег замять этот вопрос до того, как она обратиться в СМИ с этой записью.

Еда, которую я ела, не очень хорошо сочетается с его признанием. – Ты серьезно? Это отвратительно! Зачем тебе нужно было с ней расплачиваться? Это она виновата.

– Потому что я не собирался рисковать. Подобная запись могла бы стать разрушительной, если бы вышла наружу, поэтому мы заплатили ей, чтобы она молчала и передала ее.

Я ничего не могу сделать, кроме как уставиться на него.

Он издает горький смешок. Я никогда не слышала этого раньше и надеюсь, что больше не услышу, потому что все мое тело леденеет до костей. – Это был только мой первый опыт. Колледж был полон дерьма, но даже это было скромно по сравнению со взрослой жизнью.

– О Боже. Есть вещи хуже шантажа? – Серьезно, я думала, что деньги означают безопасность, но в реальности они только еще больше усложняют жизнь.

Он кивает. – Я сталкивался со всем этим. Женщины прокалывали запечатанные презервативы булавками, когда думали, что я не смотрю. Кто-то пытался накачать меня наркотиками в баре. Был один ти..

Я машу рукой. – Как ты можешь говорить об этом, как будто это тебя не беспокоит?

Он хмурится. – Потому что я дошел до того, что научился ожидать этого от других людей. Тебя не может беспокоить то, что ты уже предвидишь.

– Я думала, что такие вещи случаются только в кино. – Я не знаю, что вызывает у меня большее отвращение: мысль о Роуэне с другой женщиной или женщина, пытающаяся целенаправленно заманить его в ловушку с ребенком.

– Я лишь поверхностно изучаю ситуацию. Каждая ситуация была для меня уроком, способом доказать, что мои братья были правы в том, что люди – дерьмо.