Мелькнул чулок

Чарли, самый добрый из дружков Элтеи, любил переодеваться к обеду и вести дам в ресторан. Он всегда просил подать детское меню для Кристин и иногда даже водил ее поесть мороженого и стоял вместе с ней в очереди, держа ее на плечах. Кристин получала от него пакетики с жевательной резинкой, мешочки с карамелью, ленты и, наконец, врученную с большой церемонией тряпичную куклу.

И в постели Чарли отличался от других, брал ее осторожно, медленно и всегда спрашивал:

– Тебе не больно?

– Нет, – пожимала плечами девочка.

Он любил гладить ее по голове, запускать тяжелую руку в тонкие волосы. А она не понимала, как надо себя вести с Чарли.

У нее не было роликовых коньков, кукольных домиков, плюшевых медведей. Только одежда, придирчиво выбираемая Элтеей с тем расчетом, чтобы в как можно более выгодном свете показать хрупкое тельце девочки, расчески и заколки, миниатюрные комбинации, пояса с подвязками… и мужчины.

Кристин видела и слышала почти все, что проделывала Элтея с клиентами, и вскоре научилась делать то же самое.

Она поняла, что мужчины, хотя и любили самый акт обладания, в душе оставались мечтателями и фантазерами. Они приходили к Элтее, чтобы притвориться, будто наказывают ее, или претерпеть наказание от нее. Мужчины жаждали испытать или причинить боль и унижение, и Кристин вскоре уже прекрасно умела удовлетворять их желания, быть жертвой и палачом. Именно тогда ее платья и трусики, туфельки и крохотные чулочки стали такими же орудиями их профессии, как кнуты и шелковые веревки матери. Но сама Кристин ничего не чувствовала. Ее голос и тело принадлежали незнакомцам, которые получали свою долю наслаждения, корчились в мгновенных конвульсиях экстаза, прежде чем навсегда исчезнуть в полутьме, окружавшей мир за четырьмя стенами ее комнаты.

Кристин принадлежала только огромная спасительная пустота внутри, позволявшая чувствовать себя в безопасности… холодной… мертвой…

К девяти годам она стала странным, неописуемым созданием, зарабатывающим не меньше любого главы семьи – администратора среднего звена.

Девочка не знала многих вещей, хорошо известных детям более младшего возраста, зато прекрасно усвоила истины, с которыми и взрослым лучше бы никогда не сталкиваться.

Она умела заставить мужчину вздрогнуть и кончить прямо в брюки. Для этого нужно было всего-навсего приподнять юбочку на дюйм и кокетливо улыбнуться скошенными глазами.

Кристин никогда не играла в «классики». Зато знала, как поймать такси, найти остановку автобуса, сесть в метро, добраться до отеля в другом конце города, найти номер, где незнакомый мужчина трахал ее, а потом отсылал домой с конвертом, полным денег, так что приходилось возвращаться одной, в темноте.

Кристин не умела ездить на велосипеде. У нее никогда не было фломастеров, цветных карандашей, книжек-раскрасок, свиньи-копилки. Она не понимала, что такое каникулы, ситцевые балы или летний лагерь.

Девочка в жизни не переступала порога школы.

Тем не менее ум у нее был живой и пытливый. К тому же, Кристин можно было назвать своего рода философом. Каждодневное многочасовое изучение реалий жизни на телеэкране дало возможность Кристин понять, что человечеству в целом присущи те же страсти и слабости, что и клиентам, которых обслуживала она и Элтея. Внешняя упорядоченность мира была выстроена на никогда не изменяющемся основании насилия и голода, точно так же, как чистая одежда и благопристойная внешность клиентов скрывали порочные мысли и грязные намерения.

Выживание зависело от способности приспособиться. Добиться успеха можно было, зорко следя за иллюзиями окружающих и используя их на пользу себе.

Кристин, с ее телом ребенка, выполняла работу взрослой женщины, не подозревая, что так и не узнала детства.

Но, взрослея, она начала понимать, что обладает природными талантами и умом, позволяющими жить вне сферы влияния Элтеи.

Кристин сознавала, что слишком молода и не сможет выжить в этом мире без мужчины, который сумеет защитить ее. Поэтому девочка выжидала, сосредоточив все усилия лишь на том, чтобы перехитрить Элтею, и молча готовилась к жизни вне того узкого мирка, в котором существовала с рождения.

Кристин рано развилась и в двенадцать лет обладала не только красивым личиком, но и стройной, изящной фигурой.

Элтея теперь все больше ревновала дочь, все чаще испытывала желание наказать ее. Но последнее время ее пугали непроницаемые глаза девочки, казалось, все время оценивающие мать, и несгибаемая воля, которая, как чувствовала женщина, крылась за внешним спокойствием. Элтея подозревала, что обозленная Кристин может отомстить, и отомстить жестоко. Поэтому теперь она реже наказывала дочь и не спускала с девочки глаз.

Как-то холодным зимним утром Кристин, захватив с собой все деньги, какие могла, выскользнула из кливлендского мотеля, пока Элтея с дружком еще спали, и добралась автостопом до Майами.

Девочке шел тринадцатый год. Она ничего не взяла на память из своей жизни с матерью. Тряпичная кукла осталась лежать на кровати вместе с безделушками, кольцами и брелками.