Мельмот Скиталец

Донья Клара уже подходила к ней размеренным шагом со склянкой какой-то эссенции, которую она извлекла из потайных глубин своего кармана, когда одна из служанок, знавшая привычки своей молодой госпожи, предложила, чтобы подбодрить ее, дать ей понюхать цветы, которые росли у окна. Сорвав несколько роз, она поднесла их Исидоре. Вид и запах чудесных цветов невольно пробудил в девушке воспоминания о прошлом, и, отстранив служанку, она воскликнула:

— Нет больше таких роз, как те, что были вокруг, когда он увидал меня в первый раз!

— Он! А кто же это такой, дочь моя? — спросила донья Клара в тревоге.

— Заклинаю тебя, сестра, скажи, кого ты имеешь в виду! — раздраженно крикнул Фернан.

— Она бредит, — сказал священник; как человек проницательный, он понял, что тут скрывается какая-то тайна, и, как то свойственно людям его профессии, ревниво решил сберечь ее для себя и не допустить, чтобы кто-нибудь, даже мать или брат, ее узнали. — Она бредит, и вы в этом виноваты, не вздумайте только докучать ей и о чем бы то ни было расспрашивать. Подите прилягте, сеньорита, и да хранят все святые ваш покой!

Благодарная за то, что ей было позволено удалиться, Исидора ушла к себе, а отец Иосиф просидел еще около часу, притворившись, что хочет рассеять подозрительность и страхи доньи Клары и угрюмую раздражительность дона Фернана. На самом же деле он за это время постарался выпытать у них в пылу спора все, что они знали и чего боялись, дабы утвердиться в собственных предположениях и, раскрыв тайну девушки, укрепить свою власть над нею.

Scire volunt secreta domus, et inde timeri[402]

.[403]

Желание это не только понятно, но и необходимо для существа, из сердца которого профессия его исторгла все естественные чувства; если вместо них сердце порождает злобу, тщеславие и стремление нанести другим вред, то виноваты в этом никак не сами люди, а та система, которая их себе подчинила.

— Сеньора, — сказал священник, — вы всегда выказываете особое рвение к католической вере, а вы, сеньор, постоянно напоминаете мне о чести вашей семьи. Я пекусь и о той и о другой, скажите, что можно сделать лучшее в интересах обеих, как не убедить донью Исидору стать монахиней?

— Я этого хотела бы всей душой! — воскликнула донья Клара, сложив руки и зажмурив глаза, как будто она в эту минуту увидела, что дочь ее приобщается к лику святых.

— Я и слышать об этом не хочу, отец мой, — сказал Фернан, — красота и богатство моей сестры дают мне право добиваться родства с самыми знатными домами Испании, такая прививка пошла бы им на пользу, и, может быть, за какие-нибудь сто лет сделались бы чуть благообразнее их обезьяньи фигуры и красные, лица, и, верите ли мне, кровь, которой они так гордятся, не станет хуже от того, что в нее будет влито aurum potabile[404] нашей крови.

— Вы забываете, сын мой, о необыкновенных обстоятельствах, связанных с ранними годами жизни вашей сестры. Среди нашей католической знати немало таких людей, которые предпочли бы, чтобы в жилы их была влита черная кровь изгнанных из страны мавров или объявленных вне закона евреев, нежели кровь той, которая…

Тут он что-то таинственно зашептал, отчего донья Клара вздрогнула, охваченная отчаянием и горем, а сын ее в гневе вскочил с места.

— Не верю я ни одному вашему слову, — раздраженно воскликнул он, — вы хотите, чтобы моя сестра приняла монашество, и поэтому поверили в эту чудовищную выдумку, да еще вдобавок сами распространяете эти слухи.

— Сын мой, умоляю тебя, не забывайся! — воскликнула донья Клара, вся дрожа.

— Не забывайтесь и вы, сеньора, и не приносите вашу дочь в жертву ни на чем не основанной и невероятной выдумке.

— Выдумке! — повторил отец Иосиф, — сеньор, я прощаю вам ваши нелепые мысли касательно меня самого, но позвольте напомнить вам, что снисходительность моя ни в какой степени не распространяется на оскорбление, которое вы наносите католической вере.

— Досточтимый отец, — сказал перепуганный Фернан, — на целом свете нет человека, который бы столь ревностно исповедовал католическую веру, как я, и вместе с тем который бы был так ее недостоин.

— Последнему я готов поверить, — сказал священник. — Согласны ли вы с тем, что все, чему учит святая церковь, истинная правда?

— Ну, разумеется, согласен.

— Раз так, то вы должны согласиться, что острова на Индийских морях особенно подвержены влиянию дьявола.

— Соглашаюсь, если церковь требует, чтобы я этому поверил.

— И что дьявол околдовал своими чарами тот самый остров, на котором в детстве потерялась ваша сестра?

— Не понимаю, из чего это следует, — сказал Фернан, внезапно выступая в защиту этой посылки сорита[405].