Мельничная дорога

Я сделал вид, будто сразу что-то задумал, хотя и в мыслях ничего не было. Через несколько часов двинулся за маленькой группой ребят, которые подталкивали Патрика к его судьбе. Там уже собралась толпа, и она расступилась, пропуская Пэтча на ринг.

Для своего возраста я был довольно высок, к тому же мне исполнилось тринадцать лет, поскольку в Вудсайде меня оставили на второй год, поэтому я легко нашел место, откуда мог за всем следить. Я видел, как Баранья Башка встал впереди своей ватаги и вертел жирной головой. В десяти ярдах остановился Патрик, который был на два года моложе и на сотню фунтов легче противника. Разве это справедливо? Патрик ответил единственный раз на множество провокаций. Сколько их было: восемь, десять, двенадцать?

– Готов уладить наш спор один на один? – спросил Баранья Башка.

Один на один? Патрик был наполовину меньше и дрожал от страха. Его губы зашевелились, однако ничего внятного он не произнес.

Баранья Башка приложил ладонь к уху и расхохотался. Райан наслаждался, устраивая представление. В обычных разговорах он изъяснялся коряво, но когда доходило до драки, его словарный запас увеличивался.

– Обещаю, парень, тебе придется несладко.

Ватага грохнула. Патрик напрягся, растопырил пальцы.

– Слушай, мне очень жаль.

– Поправка, – усмехнулся Баранья Башка. – Жалеть будешь потом, когда напустишь в штанишки. Или ты уже напустил? – Выпятив грудь колесом, он сжал кулаки и двинулся вперед.

Как я уже упомянул, у меня не было никакого плана, но откуда-то из глубин живота поднялась злость и стала расти. Вздувшись под кожу, превратилась в ярость, она наэлектризовалась и требовала выхода.

Плохо помню, что случилось потом: всполохи плоти и шум в ушах, меняющий тон каждый раз, когда Баранья Башка наносил удар. В драке – в этом деле я кое-какой опыт накопил – действуешь, словно в мире теней, будто в пузыре, где все проще и сводится к одному вопросу: «Как далеко ты готов зайти?»

Свой ответ на этот вопрос я всегда знал. Как далеко? Дальше, чем мой противник. Сколько бы он ни приволок с собой оружия, у меня будет больше. Как бы ни финтил, меня не перехитрит. Я возьму верх, потому что не постою за ценой. Мои возможности безграничны, я выйду победителем и не отступлю.

Как только противник поймет это, он проиграл.

Никто меня не удерживал, не оттягивал. Помню одно: в итоге я стоял, а Баранья Башка лежал.

Я пошел в туалет смыть с рук кровь и вычистить из-под ногтей кожу противника. Дверь открывалась, но заглядывавшие сразу разворачивались на сто восемьдесят градусов, и я оставался один.

Когда закончился перерыв, я отправился в класс, но Патрика там не оказалось. Позднее я узнал, что он пошел в медпункт, там его вырвало, и его отпустили домой. Одноклассники на меня не смотрели. Это напоминало какую-то школьную игру: стоило мне повернуть голову, и те, кто сидел с той стороны, замирали, как статуи. Не буду врать: мне было приятно сознание власти над окружающими и их уважение. Теперь все понимали, на что я способен.

Но способности мало помогают, если на тебя наваливаются сзади пятеро. Это произошло, как только я вышел после уроков из школы. Меня поволокли к зданию, приставили к стене, и четыре пятых мясной команды пригвоздили мои руки и ноги к кирпичам, предоставив Райану Бараньей Башке делать все, что ему заблагорассудится. Его жирные руки сжались в кулаки и махали, махали, махали…

Я закрыл глаза и ждал, когда все закончится.

Это было не самое страшное избиение, которое мне пришлось испытать: несколько синяков и шишек, ничего не сломано, однако достаточно серьезное, чтобы на следующий день я не пошел в школу.

Мы были вдвоем с Билли – часто, находясь дома, я выполнял функции няньки. Увидев меня, братик расплакался и попытался разгладить мои шишки. Он был ласковым человечком. Через несколько часов я увидел, как в сломанных жалюзи блеснул свет фар – после рабочего дня в закусочной «Голубая луна» вернулась мать, и я нырнул в постель.

К счастью, отец переживал очередную короткую фазу трудовой занятости, поэтому на следующий день мне не пришлось с ним увидеться. Когда через три дня он заметил мои раны, я сказал:

– Посмотрел бы ты на того, с кем я сцепился.

Это отцу понравилось, и он довольно причмокнул. Зато мать при взгляде на меня на следующее утро всплеснула руками:

– Ох, Мэтью, сыночек, клянусь, что это в последний раз. Обещаю. (Сколько раз это было в последний раз?)

– Это не он, мама, – возразил я. – Один придурок из школы.

Мать облегченно вздохнула и все утро хлопотала надо мной. Казалось, она обрадовалась возможности врачевать мои раны. Те, что, разбушевавшись, наносил мне отец, он запрещал трогать.

– Ерунда, Лусилл, – говорил он. – Удачный удар, не более.

Мать разогрела томатный суп, кормила меня и утирала подбородок, пока я старался все проглотить. Приносила завернутый в кухонное полотенце лед, и мы вдвоем смотрели ее любимые шоу. Когда она ушла работать в вечернюю смену в закусочной, я лег на диван и уснул.