Полицейским не потребовалось много времени, чтобы прийти к выводу: смерть отца не вызывает подозрений. На то имелось простое объяснение: накануне он потерял работу, напился в хлам у О’Салливана и полез пострелять в Свангамах. Единственный вопрос, каким задались детективы: сорвался ли он со скользкого Сансет-Ридж случайно или – это предположили те, кто подозревал его в убийстве Рэнди, – охваченный приступом вины, бросился вниз сам. Такое мог придумать лишь тот, кто совсем не знал моего отца.
В любом случае, что бы ни подозревали полицейские, когда субботним вечером они явились к моей матери, прозвучали слова «по неосторожности». Я ясно расслышал сквозь тонкую стену моей спальни, куда нас с Билли отправила мать, заметив, что к дому приближаются люди в форме. Когда ей объяснили, чем обернулась упомянутая «неосторожность», она была слегка потрясена, но не настолько, чтобы разразиться потоком слез.
Не помню, чтобы в последующие дни нас завалили открытками с соболезнованиями. На тех же, что все-таки принесли, были изображены хилые цветы, а за фразами ощущалось не больше чувств, чем за научными формулами, – одинаковые обороты повторялись из одной в другую.
Оценил я лишь одну – с моим именем на конверте и без обратного адреса. Подавая ее, мать не сказала ни слова и не стала смотреть, как я ее открываю. Внутри была простая белая картонка, слова написаны твоим изящным почерком. Я ушел с ней к себе в комнату.
Годом позднее мне пришло в голову поискать это выражение в Библии. Времени ушло немного – я открыл Евангелие от Матфея, и оно было там.
Я долго ломал голову вот над чем: если бы Ханна знала правду, что я любил тебя, но ничего между нами не было, и что ты любил меня, однако ничего не произошло, могло ли это на что-нибудь повлиять? Прими она меня тем, кем я был, сложилось бы через несколько недель в горах все по-другому или все равно бы пошло так, как пошло?
Через несколько часов после похорон отца среди ночи меня посетил кошмар – уверенность, будто дэдди жив, только я не могу его видеть. Он со мной говорит, а я не могу его слышать. Пряжка ремня отца на изготовку, он повсюду, и мне нет от него спасения.
Очнувшись, я на несколько мгновений почувствовал себя в ловушке, но то состояние было самым близким к ощущению вины из-за того, что случилось в пятницу в июле 1982 года. Если после этого отец и являлся мне во сне, я не запомнил. Знаю твердо одно: то, что совершил тогда, было правильно. Отец уже убил Рэнди Макклауда. И скольких бы еще отправил на тот свет, не столкни я его с обрыва? Проснувшись утром после похорон, я обнаружил, что моя простыня промокла от пота, и у меня появилось желание с кем-нибудь поговорить. Неделя пролетела мучительным кувырком – приходилось все в себе таить, утирать маленькому братику слезы и выслушивать жалобы матери на несправедливость жизни.
Какое несчастье, что я не отправился к тебе, Пит, не искал убежища в твоем доме. Ты бы понял мои излияния лучше других людей, поскольку мог судить о моих чувствах по одному трепетанию век. Вместо этого я оставил велосипед в кустах у тропинки и, подойдя к дому Ханны, набрал горсть камешков. Когда она приблизилась к окну, я уже направлялся к пещере. Было одиннадцать часов утра, в траве росли маленькие красные цветы, влажный воздух предвещал грозу.
Когда в пещере появилась Ханна, я сидел на земле, привалившись спиной к стене. Ханна опустилась рядом и прильнула ко мне. Наверное, я еще не оправился от увиденного кошмара, потому что моими первыми словами стали:
– Я его убил, Ханна. Покончил со своим отцом.
Ханна положила мне руку на плечо.
– Я думаю иначе, – промолвила она. – Ты спас меня. И спас того человека.
– Его зовут Пит.
– Пусть так. Но я не хочу говорить о нем. Отныне хочу говорить только о тебе.
С этого все началось.
Я не испытывал потребности рассказывать о себе. Даже когда был маленьким, исповедь в церкви казалась мне исключительно себялюбивым действием, причем себялюбивым с обеих сторон. Но тогда в пещере, которая днем не освещалась фонарем, меня в полумраке потянуло к беседе, словно темнота обладала свойством выуживать из меня слова. Или дело было не в пещере, а в Ханне? Буквально несколько дней назад, Пит, я обнаружил, что она стала журналистом. Ханна Дженсен – криминальный репортер «Нью-Йорк мейл». Сколько людей она опросила за свою карьеру и сколько слов ей удалось из них вытянуть?
Мы встречались в пещере каждые два-три дня, и я рассказывал ей, как рос в Куинсе, о нашем маленьком убогом жилище, о реве над головой заходящих на посадку в аэропорту Ла-Гуардиа самолетах. Казалось, если встать на самую высокую крышу и изо всех сил подпрыгнуть, можно коснуться их реактивного брюха. Поведал, как впервые увидел Росборн – мы ездили на север, но мне не сообщили куда; я заснул на заднем сиденье и очнулся, когда отец привез нас обратно в Техас.