— Полную цену, полную цену! Это зависит от положения, в котором находятся люди. То, что для другого значило бы продешевить, для нее значит выгодно продать, потому как ей во что бы то ни стало надо выбраться из трясины, в которой ее оставил муженек!
— Это-то я знаю, господин Бриколен, и ваши мысли на сей предмет и ваши честолюбивые расчеты — все я знаю как свои пять пальцев. Вы хотите нагреть на пятьдесят тысяч франков лицо, вступающее с вами в сделку, как говорят законники.
— Да нет, совсем я не хочу ее нагреть! Я играл с ней открытыми картами; назвал ей, сколько стоит ее имение. Только я сказал, что не заплачу полную его стоимость, и пусть меня живьем съедят черти, если я прибавлю хоть один лиар[32]
. Не хочу и не могу!— А вы мне говорили по-другому, и не так давно! Вы сказали, что можете заплатить полную цену, если уж без этого не обойтись…
— Ты бредишь. Никогда я этого не говорил!
— А, нет, извините! Вспомните-ка, это было на ярмарке в Клюй, и еще господин Груар, мэр, был при разговоре.
— Он не сможет выступить как свидетель. Он помер!
— Но я-то, я мог бы дать показания под присягой!
— Ты этого не сделаешь!
— Это будет зависеть от …
— От чего?
— От вас.
— То есть как?
— Мое поведение будет зависеть от того, как поведут себя со мной в вашем доме, господин Бриколен. Я по горло сыт бессовестными наветами вашей половины и ее оскорбительными для меня выходками; я знаю, что ко мне тут относятся хуже, чем к любому другому, что вашей дочери запрещается разговаривать и танцевать со мной, приезжать на мельницу к ее кормилице, словом — учиняют мне всяческие притеснения. Я бы на них не жаловался, коли бы они были заслуженны. Но так как я их не заслуживаю, то нахожу их оскорбительными.
— Как, и это все, Большой Луи? А хорошенький подарочек, например банковый билет в пятьсот франков, не доставил бы тебе больше удовольствия?
— Нет, сударь, — сухо ответил мельник.
— Простак ты, мой мальчик. Пятьсот франков в кармане у порядочного человека стоят больше, чем удовольствие потоптаться в пыли. А тебе так уж важно плясать бурре с моей дочерью?
— Мне это важно, потому что тут дело идет о моей чести, господин Бриколен. Я всегда танцевал с ней перед всем честным народом. Никто в том не находит ничего дурного, и если бы сейчас меня хлестнули по физиономии отказом, люди легко поверили бы в то, о чем трубит повсюду ваша жена, то есть что я человек бесчестный и грубиян. Я не желаю, чтобы со мной обходились подобным образом. Так что вам решать, хотите вы меня и дальше сердить или нет.
— Да пляши ты с Розой, мой мальчик, пляши на здоровье! — вскричал арендатор с радостью, за которой таился хитрый расчет. — Пляши сколько тебе угодно! Если только этого тебе недостает, чтобы быть довольным…
«Ладно, посмотрим!» — подумал мельник, удовлетворенный своей местью.
— А вот идет сюда хозяйка Бланшемона! — сказал он вслух. Ваша жена, подняв скандал, помешала мне отчитаться перед этой дамой в выполнении ее поручений. Если она будет говорить со мной о своих делах, я сообщу вам ее намерения.
— Оставляю тебя с ней, — сказал Бриколен, вставая, — не забудь, что ты можешь оказать влияние на ее намерения. Ей скучно заниматься делами; она торопится с ними покончить. Внуши ей крепко, что с моей позиции меня не стронуть. А я пойду найду Тибоду и дам ей хороший урок насчет тебя.
«Ах, мошенник! Вдвойне мошенник! — сказал себе Большой Луи, глядя вслед арендатору, который, грузно переваливаясь, спешил удалиться. — Ты рассчитываешь, что я буду твоим сообщником. Как бы не так! Только за то, что ты считаешь меня способным на такое дело, я хочу заставить тебя раскошелиться на эти пятьдесят тысяч франков, да еще на двадцать тысяч впридачу».
XXI. Подручный мельника
— Милая моя сударыня, — поспешно обратился мельник к Марсели, заслышав шаги идущей за ней Розы, — мне надо сказать вам тысячу вещей, но я не могу выложить их все за десять минут. К тому же здесь (я не говорю о мадемуазель Розе) стены имеют уши, а если мы с вами выйдем прогуляться вдвоем, это вызовет подозрения по части неких дел… Но я непременно должен потолковать с вами; как Это сделать?
— Есть простой способ, — ответила госпожа де Бланшемон. — Сегодня я пойду гулять и, наверно, без труда найду дорогу в Анжибо.
— А если б еще мадемуазель Роза согласилась вам ее показать… — продолжил Большой Луи, уже в присутствии Розы, которая вошла в комнату, как раз когда Марсель произносила последнюю фразу. — Конечно, — добавил он, — ежели она не слишком гневается на меня..
— Ах, сумасброд! Из-за вас мне от маменьки еще достанется как следует! — отозвалась Роза. — Пока она ничего не сказала, но будьте уверены — за ней не пропадет.
— Не бойтесь, мадемуазель Роза. Ваша маменька, слава богу, на этот раз не скажет ни слова. Я оправдался, папенька ваш меня простил и взялся успокоить госпожу Бриколен, так что, если вы не держите зла на меня за мою глупость…