Мельница

Мельник больше не курил. Он держал трубку между колен и в который раз перебирал в уме бесчисленное количество мелочей, которые, каждая независимо от других, сплелись в одну цепь для того, чтобы это произошло… и с другой стороны, для того, чтобы никто не узнал правды; например, если бы в тот день он застал пастора дома и объявил о своей женитьбе на Лизе, он бы пропал. И он чувствовал, — как и всегда при подобных размышлениях, — что ему помогала какая-то демоническая сила, злой рок, который рассчитал и устроил для него все до мелочей. Он помнил теперь совершенно точно, что еще в сентябре собирался поставить себе телефон. Найдись у него лишние полсотни крон, он бы непременно это сделал. А то, что у него не оказалось этих денег, зависело от цен на зерно, а цены в свою очередь зависели от погоды за год до этого — еще при жизни Кристины! — и от того, что на юге России была пущена новая железная дорога; он вдруг вспомнил, что в свое время читал об этом в газете. Так что не будь дорога достроена — и от чего только это могло зависеть?.. Он непроизвольно обхватил руками голову: перед глазами у него все плыло, и он испугался… Но если бы… что тогда? Тогда бы этого не случилось, он женился бы на Лизе, которая изменяла бы ему и вообще была дурным человеком — это тоже было бы несчастьем, и сейчас он не мог бы сказать, какое хуже. Вот только совесть его тогда была бы спокойна. Она не нашептывала бы ему днем и ночью, что он убийца, который на самом деле должен был бы попасть в руки палача или сидеть в тюрьме.

— Нельзя не подивиться, как подумаешь, — начал он снова, — что, будь у меня тогда эта штуковина, ничего бы не произошло и те двое были бы живы… Как подумаешь, это даже курьезно — что случайность играет такую большую роль.

— Случайность тут ни при чем, Якоб.

— Ты думаешь? Ну конечно, все всегда решает Провидение да и сатана иногда прилагает руку.

— Что касается этого… Видишь ли, ни один добрый христианин не станет отрицать, что сатана имеет большую власть и что он ходит среди людей и выискивает себе жертвы. Но ведь он и сам всего лишь тварь и не может ничего сделать по собственной воле — об этом говорится и в Библии, в книге Иова, — дьявол должен иметь дозволение Господне на то, чтобы искушать человека, и в конце концов Господь приведет дело к тому, что ему угодно и что он замыслил с самого начала. Стало быть, Якоб, на все Господня воля.

— Да, но, возможно, Божий Промысел не всегда успевает вмешаться так, чтобы исполнилась Господня воля — например, когда я имел несчастье убить тех двоих?

— Нет, мы знаем, что на все Господня воля, мы не должны в этом сомневаться, даже когда не можем понять. Не нам толковать Промысел Божий и его пути, но, например, можно себе представить, что, останься эти двое в живых, они сделали бы много зла, а их исчадья еще больше.

— Да, действительно… можно посмотреть на это и так. Но представь себе на минуту, Вильхельм, что дело было так, как подозревал и в чем пытался уличить меня помощник окружного фогта: будто бы я знал, что те двое находились наверху, и повернул шатер, чтобы отомстить им — уж это-то злодеяние не могло быть подсказано Богом… а ведь такие случаи тоже бывают.

— Даже если и так — все равно.

— Нет, нет, Вильхельм! Это не укладывается у меня в голове… Господь не может хотеть зла.

— Верно. Но то, что мы называем добром, не всегда есть добро в Его глазах.

— Этого я не понимаю. Зло — всегда зло. И зачем было Господу допускать такое преступление?

— Может быть, ради тебя самого.

— Ради меня?

Лесничий был слишком захвачен собственными религиозно-философскими идеями, чтобы заметить чрезмерную заинтересованность, с какой его друг выразил свое удивление. Он вообще не смотрел на мельника, иначе выражение лица друга все же бросилось бы ему в глаза; но лесничий не отводил взгляда от цветастой скатерти на столе, с трудом пробираясь через лабиринт своих мыслей.

— Да, теперь мне ясно, что преступление вполне может совершиться ради блага самого преступника. Мы должны вспомнить, что нашей целью не является прожить жизнь невинными — так же как и счастливыми, — и может статься, что самое опасное — это такая невинность, которая ведет к самодовольству и позволяет рассчитывать только на праведность своих дел. Нет, Господу угодно, чтобы мы познали грешную природу мира и прежде всего нашу собственную грешную природу, и в страхе и ужасе перед ней обратились к Господу… Единственно важно спасение нашей души, все остальное не имеет значения. Если человек так отупел, что помочь ему встряхнуться могло только преступление — иначе он никогда не разглядел бы дьявольское начало в себе самом, никогда бы не устрашился и не стал бы униженно молить о милости Господней, — почему бы Божьему Промыслу не избрать и такой путь?