Мельница Морквина

Соломой был усеян и пол вокруг. Никаких признаков обещанной Морквином мраморной лестницы с коврами, ведущей наверх, в покои принцессы, не наблюдалось. Не трогаясь с места, чтобы не потерять начало подземного хода за спиной, Тимофей поводил высоко поднятым фонарем.

Огромные серо-черные камни, с выступившей на них мохнатой плесенью и вбитым ржавым кольцом. Уходящая в темноту цепь. Сладковатый запах тлена и ледяной, уже пробравший его до костей холод…

– Ну, мы попали,– отчего-то шепотом произнес Тимофей.– Напутал чего-то ваш Морквин.

И, опомнившись, он забарабанил пяткой по стене, тщетно пытаясь вернуть молодого колдуна.

Кричать он не решался, а от ударов мягкой, золоченой, с загнутым носком туфлей, шума выходило не больше, чем издает капля, падая в мокрый снег. Исполинские камни гасили любой звук.

Не кстати пришла мысль, что когда здесь истязают узников, их стоны, должно быть, не слишком беспокоят прочих обитателей башни.

– Что делать будем?– спросил он вслух неизвестно кого, потирая ушибленную ногу.– Поползли в обход?

Гадюка, доселе мирно дремавшая у него за пазухой, неожиданно высунулась и в секунду обмоталась вокруг шеи. Холодное, твердо-упругое тело змеи обожгло вспотевшую кожу. Мысли о многочисленных опасностях, подстерегающих его при встрече с хозяевами замка, тут же улетучились. Какое там! Треугольная голова со снующим взад-вперед раздвоенным языком, покачивалась теперь в районе его левого уха, в любой момент готовая нанести смертельный удар.

– Глаза в землю,– сказал Тимофей мелодично, стараясь успокоить гада,– и вдоль стеночки. Как раз к весне подвальчик и обойдем…

Змея чуть сжала кольца. Подумалось – Гадюка не помощник. Разве, что ужалит, если попадусь.

Морквин что-то говорил о любви хозяев замка к массовым зрелищам. Таким, как принародное сожжение колдунов. А кто я для них буду, если меня схватят в этом подвале?

Ворона на плече сдержанно каркнула. Зачем Морквин их дал?

Тимофей осторожно почесал птицу, потоптался немного и решил, что пока змея его не ужалила, вернее всего будет выйти ближе к центру громадного подземелья, снять с лампы стеклянную колбу и посмотреть, куда отклонится пламя. Откуда сквозит, там, должно быть и выход.

И он двинулся в путь, на чем свет стоит, ругая Морквина, который не догадался дать для змеи в дорогу чего-нибудь вкусного.

Чтобы сэкономить масло, пришлось прикрутить фитиль. Стало совсем темно, только красноватая точка под стеклом чуть мерцала, издавая слабый запах копоти.

Что же едят змеи? Мышей, лягушек… Может, проголодавшись, гадюка отправится на охоту и избавит его шею от своего присутствия.

Стараясь не слишком отрывать ноги от пола, чтобы не споткнуться, Тимофей сделал сотни полторы шагов. Путь ему преградило какое-то препятствие. Он быстро добавил света, поднял фонарь.

Под ногами у него и метра на четыре вперед, сколько хватало света, лежала беспорядочная груда костей, едва прикрытых истлевшими лохмотьями.

Придя в себя, он разглядел почти целые скелеты, изогнутые и искореженные, в самых невообразимых позах. В голове у него сделалось пусто, но потом, откуда-то со стороны затылка, выплыла смутная догадка.

Он вдруг сообразил, что тут происходило на протяжении, возможно, не одной сотни лет.

Сняв стеклянную колбу, он освободил пламя, но, вместо того, чтобы отклониться в сторону, он вдруг вытянулось вверх и тихо загудело.

– Однако, тяга,– успел пробормотать Тимофей и, вспорхнув с его плеча, ворона свечкой взмыла в темноту.

Сверху, усиленное эхом, донеслось ее отдаленное карканье. Через несколько минут, плавно спланировав, она вернулась на место. Видимо, где-то высоко, возможно в потолке подземелья, было отверстие.

Поежившись, Тимофей чуть отошел от горы скелетов. Должно быть, хозяева замка так избавлялись от незваных гостей. Сбросил, и никаких тебе проводов. Он попытался посчитать, сколько их, незваных, закончили свой путь в этом подземелье.

– Один, два, три,– начал он, сбился и вдруг понял, что если сейчас, не медля, не собрать на этом самом месте стог гнилой соломы, то мертвецов может стать на одного больше.

– Четыре, пять, шесть…– Он заставил себя бросить скорбную считалку. Кто знает, не придется ли ему самому скоро проделать этот путь?

Соломы под ногами почти не было, но в замках, он слышал, узников содержат у стен.

Сама мысль, что для того, чтобы подстелить себе соломку, ее придется выдергивать из под прикованных к стене мертвецов, сильно его беспокоила.

Ворона слегка клюнула его в затылок. Змея еще сжала кольца.

Посчитав это знаком, Тимофей оставил вместо маяка фонарь и принялся стаскивать к центру солому, закидывая скопившихся за века гостей замка.

– И вам теплее,– шептал он на бегу, – и мне помягче будет…

Он добирался до стены, ногой сгребал солому и, падая, и уже не слишком оберегая свой наряд, возвращался назад.

Выдергивая пучок осклизлой соломы из-под очередного мертвеца, он уговаривал себя:

– Ты, что, Тимофей, мертвецов испугался? Живых надо бояться и этих…. О ком Морквин говорил, оживших всяких. А мертвецы народ тихий, смирный…