Мельница на Флоссе

— Право, Филип, это так. Разве я бывала счастливей, чем в те минуты, что проводила с вами? Разве только в детстве, когда Том не отталкивал меня. А ваш ум для меня — целый мир: вы можете рассказать мне обо всем, что мне хочется знать. Мне, кажется, никогда не надоест быть с вами вместе.

Они шли рука об руку, глядя друг на друга. Правда, Мэгги торопилась, зная, что ей уже пора уходить. Но мысль о расставании заставляла ее еще сильнее тревожиться, как бы не обидеть его ненароком. Это был один из тех чреватых опасностью моментов, когда слова искренни и в то же время не вполне правдивы — когда чувство, поднимаясь выше указанных сердцем пределов, оставляет вехи, которых никогда больше не сможет достигнуть.

Они остановились под пихтами, чтобы попрощаться.

— Теперь жизнь моя полна надежды, Мэгги, — и я буду счастливее всех людей на свете, несмотря ни на что? Мы, и правда, принадлежим друг другу… на веки веков… неважно — вместе мы или в разлуке?

— Да, Филип, я бы хотела никогда с вами не разлучаться; я бы хотела сделать вашу жизнь счастливой.

— Я все еще чего-то жду… Не знаю, не обманусь ли я в моих ожиданиях.

Мэгги улыбнулась сквозь слезы и, склонив гибкую шею, поцеловала бледное лицо, полное робкой, умоляющей любви — как у женщины.

Это был миг истинного счастья — миг, когда Мэгги не сомневалась, что если в этой любви и есть жертва, тем полней утолит она голод сердца.

Мэгги повернулась и торопливо пошла к дому, чувствуя, что с того часа, который она здесь провела, для нее началась новая эра. Дымка смутных мечтаний должна становиться все тоньше и тоньше, и все нити ее мыслей и чувств должны теперь постепенно вплетаться в ткань действительности, в ткань ее повседневной жизни.

Глава V РАЗДВОЕННОЕ ДЕРЕВО

Тайны редко выходят наружу или раскрываются тем путем, который подсказывает нам наш страх. Нас обычно преследуют жуткие драматические сцены, снова и снова возникая в нашем воображении, как мы ни доказываем себе их малую вероятность; и в течение того года, когда совесть Мэгги была отягчена тайными свиданиями с Филипом, возможность, что их раскроют, представала перед ней в виде неожиданной встречи с отцом или Томом во время прогулки с Филипом в Красном Овраге. Она понимала, что это вряд ли произойдет, но ее внутренняя тревога всего ярче рисовала ей картину такой именно встречи. А меж тем случайное, казалось бы, стечение обстоятельств, непредвиденное нами состояние духа, дающие о себе знать лишь легким косвенным намеком, — вот излюбленный реквизит Факта, но воображение не склонно возводить свои постройки из этого материала.

Ясно, что лицом, которое меньше всего могло вызвать опасения Мэгги, была тетушка Пуллет, и, поскольку она не жила в Сент-Огге и не обладала ни проницательным взглядом, ни проницательным умом, было бы просто нелепо связывать свои страхи с ней, а не с тетушкой Глегг, к примеру. Однако орудием судьбы, той тучей, из которой грянул гром, оказался не кто иной, как тетушка Пуллет. Она не жила в Сент-Огге, но путь туда из Гэрум-Фёрза пролегал мимо Красного Оврага, с другой его стороны — не той, откуда приходила туда Мэгги.

Поскольку мистеру Пуллету в воскресенье, на следующий день после встречи Мэгги с Филипом, надлежало явиться в украшенной крепом шляпе и черном шарфе на отпевание в сент-оггскую церковь, миссис Пуллет решила воспользоваться этим случаем, чтобы пообедать с сестрицей Дин, а к чаю заехать к бедной сестрице Талливер. Воскресенье — единственный день, когда Том оставался дома, и приподнятое настроение, в котором он пребывал все последнее время, достигло сегодня таких высот, что он не только вступил в оживленную дружескую беседу с отцом — а это не часто случалось, — но даже позвал: «Мэгги, пойдем с нами», когда вышел с матерью в сад посмотреть, как цветет вишня. Он больше был доволен ею с тех пор, как она несколько умерила свои «чудачества» и аскетизм, он даже начал гордиться ею — он уже не раз слышал, как его сестру называли красавицей. Сегодня лицо ее сияло ярче обычного; причина крылась в том внутреннем возбуждении, когда колебания и боль чередуются с радостью, но это могло сойти за сияние счастья.

— Ты прекрасно выглядишь, милочка, — печально покачивая головой, промолвила тетушка Пуллет, когда они сели пить чай. — Вот уж не думала, Бесси, что твоя дочка станет такой красивой. Но тебе следует носить розовое, милочка: Эта голубая тряпка, что дала тебе тетушка Глегг, делает из тебя огородное чучело. У Джейн никогда не было вкуса. Почему ты не носишь то платье, которое я тебе подарила?

— Оно такое хорошенькое, тетушка, такое нарядное. Мне кажется, оно слишком роскошно для меня… во всяком случае, для всех тех старых вещей, что мне приходится надевать вместе с ним.