– Всевышний, – вступила в разговор птица Рарог, – дозволь слово молвить. Как после этих безобразий с праздниками быть? Может, отменить изволишь, чтобы подобное впредь не повторилось?
– Отменить? – переспросил старец.
Наверное, он не ожидал такого вопроса, потому что замолчал, слегка сдвинул брови и задумался. А после недолгой паузы рассудительно промолвил:
– Люди за долгие века к Святочным дням привыкли, готовятся к ним от души, празднуют, ликуют. Супруга моя разлюбезная, Мать-Сыра Земля, взирает на это с небесных высот и от счастья светится, всякий раз вспоминает, как долгожданный первенец народился. За что же их всех удовольствия лишать? Они ни в чем неповинны. Нет, отменять не будем. Лишь меры обязательно примем, чтобы больше никто к Истоку и близко не подобрался. Схороним его надежно.
С этими словами он вскинул ветвь и слегка повел ею справа налево против часовой стрелки, словно оборачивал ход времени вспять. Воздух тут же наполнился воздушными потоками. Их кружение стало отгораживать мельницу, будто струями прозрачных и свежих родниковых вод. Она завибрировала и вместе с ними начала истекать. Сначала истончилось, а потом исчезло из вида колесо, за ним – крыша, потом – стены. Русло речушки изогнулось, вильнуло и следом за мельницей начало сдвигаться куда-то в сторону, пока не пропало окончательно. Через недолгое время, когда движение улеглось, Катя обнаружила себя стоящей на ровной поверхности земли. Род, явно довольный своей работой, с негромким смехом сказал:
– Как ладно получилось! Теперь вовеки никто то место не обнаружит!
В этот момент до слуха собравшихся откуда-то издалека долетел едва уловимый звон. Он прозвучал торжественно, мерно повторившись двенадцать раз кряду.
– Все, – воскликнул старец, – Святочные праздники закончились. Нам пора.
Оборотившись к Кате, он отвесил поклон и с чувством произнес:
– Спасибо тебе, милая, за дело твое правое от всего Мира светлого!
Затем вскинул ветвь и вместе со Старыми начал возноситься к густо покрытому изморосью звезд полночному небу.
– А …, а …, а как же я? – в замешательстве от такого неожиданного завершения событий пробормотала девочка и принялась растерянно осматриваться.
Кругом, куда ни глянь, расстилались бескрайние снега. Вдруг показалось, что они плавно и неспешно, чтобы не обескуражить стремительным вращением поплыли вокруг нее, словно на этот раз кто-то повел зеленой ветвью по часовой стрелке, продвигая время и ее вместе с ним вперед. С каждой минутой пейзаж менялся и становился более узнаваемым. Словно она переносилась от Запрудов, где в прежние времена пролегало старое русло Коломенки, к городу.
Вот навстречу девочке выскользнуло сегодняшнее русло, сверкнуло узкой ледяной полоской и скрылось за спиной. Вот под ногами раскинулась обширная, почти идеально круглая площадка, излюбленное место городских гуляний, звавшаяся в народе «Блюдечко». Вот следом за ним взметнулся крутой берег Москвы-реки, увенчанный короной сторожевых башен древнего кремля. Вот в конце прямой, как стрела, Успенской улицы широкоплечим стражем замаячили Пятницкие ворота.
Миновав их огромный створ, Катя очутилась на расходящейся лучами развилке улиц Пушкина и Посадской. Метрах в трехстах впереди угадывался родимый дом.
«Тут теперь и пешком дойти можно», – приободрено решила девочка.
Лишь только она об этом подумала, как движение разом прекратилось. Будто оно, не желая навязываться, замерло и с дружеской усмешкой хмыкнуло: «Ну, давай сама, коли так удобнее».
Катя сноровисто двинулась вперед, как вдруг за спиной из идущего перпендикулярно Москворецкого переулка послышался частый цокот когтистых лап. Она вздрогнула и затаила дыхание. Скорее всего, звуки походили на поступь пса, которому почему-то ни свет, ни заря вздумалось прогуляться за пределами двора. Но ее воображение нещадно рисовало тревожную картину, которая предстала ей сквозь окно перед выходом из дома. Сразу вспомнилась толпа человечков со злобными лицами, Шиликунов, разверзнутые рты которых пыхали пламенем. Девочка оторопела и остановилась.
«Вот ведь, – укоряла она себя, – в несусветных далях в поисках Истока, куда только не забредала, страшно не было. А сейчас возле дома на знакомой улице пасую. И надо же было про «пешком» не вовремя подумать!».