Это была очень простая, светлая, задумчивая песня. Простая, да не совсем обычная: ее можно было и слышать, и видеть. Вскоре подруги поняли, что они всё напутали. Те, кого невежественные карьяла зовут шишигами, на самом деле – водяные девы, служанки прекрасной озерной госпожи Мелатар. И девы эти достойны не страха, а зависти. Вот они – обычные, живые девицы – гадают на перекрестке, суженого в зеркале высматривают, и еще неизвестно, достанется ли он им или нет. А водяные девы просто забирают себе тех, кого хотят, не спрашивая. Мужчина, которого поймала водяная дева, никогда от нее не уйдет…
– Ну да, куда же утопленнику деваться, – буркнула Айникки.
Подруги обернулись и с возмущением на нее зашикали.
– Он не ушел бы и по доброй воле, – сказал похъёлец. – Россказни о безобразии шишиг лживы, а на самом деле Мелатар наделяет своих служанок неземной красотой. Косы у них струятся, как вода в лунную ночь, кожа светится, как жемчуг. И нелюдской силой их наделяет озерная госпожа. А главное – их красота и молодость вечны…
Девицы смотрели перед собой затуманенным взором и, словно наяву, видели водяную деву. Вот она плывет вдоль берега серебристой струйкой, как уклейка, среди замшелых камней; волосы – отравленные нити – тянутся за ней, а в них трепещут пойманные рыбки. Но не рыбу она ищет, а человека. Она плывет почти бесшумно, изредка высовывая из воды голову, и высматривает одинокого рыбака…
– Ну что, красавицы, – вкрадчиво спросил Похъёлец, – позвать сюда водяную деву?
– Ах, зови! – эхом отозвались Мурикки, Кайса и Кетти.
– Открой дверь, – приказал певец Айникки. Айникки подчинилась, хотя вовсе не собиралась этого делать. В голове у нее царил сумбур, видения скальных чертогов и ледяных залов мешались с невозможно прекрасными образами водяных дев. «Неужели и я так выгляжу? – с изумлением подумала она, глядя на застывшие лица и горящие глаза подруг. – Что там пел чародей? Какая шишига, зачем?»
Дверь баньки выходила на реку, до воды было рукой подать. Прямо к порогу тянулась по воде лунная дорожка.
– Тс-с, ждите! – приглушенным голосом произнес похъёлец.
Сначала ничего не было видно. Потом что-то плеснуло, и по воде пошла рябь. Девицы ахнули.
– Шишига услышала мой зов, – довольно сказал певец. – Как раз под вашей лодкой сидела – не иначе как вас дожидалась. Скоро она будет здесь.
Недалеко от берега по воде побежали круги.
– Не надо! – взвизгнула вдруг Кайса. – Прогони ее обратно!
– Поздно, – похъёлец взглянул на Кайсу в упор, – и, кстати, – я забыл упомянуть об одном пустяке. Водяная дева без жертвы не уйдет.
В берег плеснула крошечная волна. Потом еще одна, побольше.
– Ну, что затихли? – насмешливо сказал похъёлец. – Кинете жребий или мне выбрать – кто из вас отправится к Калме?
Девицы молчали, не в силах вымолвить ни слова. Певец улыбался во весь рот, и улыбка у него была не из приятных. Только теперь девицы заметили, что зубы у него тонкие и острые, как у щуки, а за плечами сгустилась странная чернота.
– Похоже, выбирать придется мне… Похъёлец наслаждался. Он придирчиво оглядел Мурикки, так что та покраснела, несмотря на испуг.
– Нет, такую красавицу мне жалко отдавать Калме. Она сгодится и мне самому. А может, ты хочешь стать водяной девой? – неожиданно спросил он Айникки. Та промолчала, растерянно глядя ему под ноги.
– Нет, эта девица хочет властвовать. Ну что ж, скоро будешь ты супругой Лесного Хозяина, хозяйкой земляных чертогов. А ты что скажешь? – спросил он, обращаясь к Кетти. – Поплывет один молодец с рыбных промыслов, а ты выглянешь из-под борта, обнимешь его – и он будет навеки твой.
Побелевшая Кетти молча трясла головой.
– Ну и правильно, – невозмутимо кивнул похъёлец. – Молодец этот с промысла осенью не возвратится, так что и сохнуть по нему незачем. Кто там у нас остался?
Кайса громко всхлипнула в тишине.
– Я не хочу быть шишигой! Они страшилища!
– Кто страшилище? Шишига? Да ты себя не видела, девица. Ступай-ка ты, пожалуй, в реку. Поселишься под пристанью – и все будут тебя бояться.
Кайса заревела в голос.
– Вон, выгляни, посмотри, какая красавица! На реке раздался всплеск, и над водой медленно поднялась голова, потом плечи… Спутанные волосы стлались по воде плавучей травой, свешивались шишиге на лицо. Кожа у нее была бледной и пятнистой. Шишига вышла на мелководье, осторожно переступая разбухшими в воде ногами, и остановилась, покачиваясь и глотая воздух. В воздухе распространился запах протухшей рыбы.
– Отпусти меня, господин, – глухо проговорила она. – Душно…
– Иди к нам, повеселись, – приветливо позвал ее путник.
– Путь уйдет! – завизжала Кайса, вскакивая с места. – Сгинь, нечисть!
Похъёлец тоже встал на ноги.
– Ступай в реку, дура, – жестко велел он Кайсе. – Надоела!
Теперь, когда чародей стоял, все ясно увидели у него за спиной тень черных крыльев. Но никто из девушек не пошевелился и не смог сказать ни слова. Похъёльские песенные чары для смертных нерушимы.
Кайса, заливаясь слезами, шагнула к двери.
– Смотри, тун! – раздался вдруг звонкий голосок. – Будешь пить человеческую кровь – обезумеешь!