Мельница желаний

Одним из самых удивительных и недоступных человеческим колдунам волшебных свойств Тапиолы были ее тайные тропы. Тропы эти находились в полном распоряжении Тапио, и только он в редких случаях мог дать по ним пройти хорошо заплатившему колдуну или особенно угодившему ему райдену. Отыскать тайную тропу самостоятельно, распознать ее по каким-либо признакам или же выйти на нее случайно было невозможно. Но если милостью Тапио либо кого-нибудь из его домочадцев колдуну указывали такую тропу, то понятия «далеко» для него больше не существовало. На тайной тропе действовало время богов, и потому путь по ней длился ровно столько, сколько хотелось самому путешествующему. Из деревянной усадьбы Хозяина Леса было одинаково близко и до горы Браге, и до горы Вяйно, и до самого Закатного моря.

Вяйно входил в то ничтожное число колдунов, которые умели передвигаться тайными лесными тропами сколько угодно без согласия Тапио. Именно так он часто удивлял жителей Калева, неожиданно появляясь чуть ли не в нескольких местах одновременно. Это было проще и быстрее, чем превращаться в ворона, но действовало только в пределах Тапиолы. Но на сей раз Вяйно шел тайной тропой с ведома Тапио, и шел не один – за ним, почти не скрываясь, следили чуть ли не все обитатели лесной усадьбы, которым удалось отлынить от работ в поле и в доме, включая и самого Тапио. Лесные создания, заскучавшие в обыденных трудах, предвкушали редкостное по нынешним временам зрелище – колдовской поединок.

Дорога Вяйно от околицы усадьбы Тапио до собственного забора заняла девять шагов. Только что в воздухе висело зеленое марево и волнами накатывала глухая тишина, мгновение – и березовый лес сменился бором, поредел, среди сосен блеснуло Кемми, и над кустом можжевельника показался высокий конек родного дома. Солнце склонялось к закату. Навязчивое внимание лесной нечисти вдруг перестало ощущаться, как будто исчезло. Вяйно почувствовал, что вышел из Тапиолы. Он остановился у изгороди, разглядывая пустой двор.

Колдун был порядком встревожен. Его все больше беспокоило исчезновение Ильмо. Кроме того, в избе хранилось немало предметов, которые не предназначались для постронних глаз. Если захватчик успеет покопаться в его вещах и кое-что найти – жди беды. Впрочем, сам захват дома беспокоил колдуна меньше, чем его возможные причины. И еще – в глубине души колдун ни за что не признался бы себе, что ему ничуть не меньше, чем Тапио и его холопам, интересно, кто поджидает его в избе.

Упомянутые ворсой слова «саами» и «кантеле» особенно раздразнили любопытство Вяйно. Он знавал многих сильных саамских нойда, но никто из них не применял кантеле для колдовства. Это был обычай карьяла. И тунов.

От размышлений Вяйно отвлек скрип двери и звук шагов. Захватчик смело вышел на крыльцо и остановился, в упор глядя на Вяйно и давая ему возможность рассмотреть себя. Саамский рунопевец оказался совсем молодым парнем – небольшого роста, худощавый, кривоногий, с плоскими татуированными скулами и невозмутимыми сизо-карими глазами. Лицо юного колдуна говорило о гордости и полной уверенности в своих силах. Его сальные черные волосы жгутами рассыпались по спине ниже лопаток. Пряди выглядели так, отметил Вяйно, будто колдун только что расплел косы, – это было в обычае воинов саами и свидетельствовало о серьезности намерений.

Одет саами был с ног до головы в тисненую кожу, расшитую кусочками меха и костяными бусинами, пестро раскрашенную. Незамысловатое, на первый взгляд, переплетение волнистых и ломаных линий являлось весьма действенными колдовскими знаками, в которых саами знали толк. Эти узоры превращали кожаную куртку до колен с ушастым капюшоном в доспех получше варгской кольчуги: с той разницей, что об варгскую кольчугу стрелы ломались и мечи с нее соскальзывали, а саамская куртка отводила глаза противнику, и в ее владельца было просто невозможно попасть, даже стреляя в упор.

Тыльные стороны кистей рук, лоб и подбородок саами тоже были тщательно разрисованы. Каждый обточенный ноготь нойды украшал составной рунный знак, наводящий на врага тот или иной морок. Вяйно поморщился – это было в чистом виде похъёльское колдовство, которое понемногу перенимали у тунов многие саами и варги. В левой руке захватчик держал небольшое желтоватое кантеле необычной формы, правой поглаживал струны. От Вяйно не укрылось, что его пальцы слегка дрожат – не то от напряжения, не то от страха, если, как это было принято среди нойда, колдун не успел принять перед боем какое-нибудь особое снадобье.

В соснах посвистывал ветер, нежно пригревало осеннее солнце. Колдуны молча изучали друг друга.

– Кто же это без приглашения явился в мой дом? – нарушил молчание Вяйно. – Кто это осквернил святость очага и влез в чужой двор, как вор, даже не узнав, кому этот дом принадлежит? Кто по доброй воле ищет суровой кары на свою голову?