Мелочи жизни

– Нет, – одновременно сказали мы с Верой.

– Марк, ей нельзя долго лежать, иначе могут начаться осложнения. Я предупрежу, чтобы вас обоих пустили.

Вера ушла, а мы взялись за руки и медленно направились в конец коридора. Каждый шаг отдавался невероятной болью, но я так сильно хотела увидеть их своими глазами, что, превозмогая ее, делала шаг за шагом, не подавая вида. Несколько раз нам приходилось останавливаться и немного отдыхать. В целом, путь, который занял бы пару минут у одного Марка, растянулся на целых 15.

В реанимации стоял стол, за которым находился дежурный врач. Вся стена была занята какими-то датчиками. Войдя, мы сразу же обработали руки и надели новый комплект: шапочка, маска и халат. В одном из блоков кто-то заплакал. Дежурный врач, мужчина преклонных лет, улыбнулся и вокруг его глаз появились морщинки:

– Ну надо же, почувствовали маму.

Я, ничего не понимая взглянула на него, цепляясь рукой за Марка.

– Знаете, я работаю здесь уже больше 30 лет. И стоит только маме зайти сюда, – он показал на место, где мы сейчас стояли, – Как сразу же начинает плакать именно ее ребенок! Такая крепкая связь – поразительно. Проходите, судя по всему, Вас уже заждались.

И мы пошли за ним следом по длинному коридору. Вот он открыл дверь, и мы вошли в небольшую комнату, где стояли прозрачные кувезы, в которых лежали двое малышей.

Марк сразу сел в одно кресло, а врач уже взял жалобно плачущую Амелию в руки и ждал, пока Марк расстегнет кофту. Как только их кожа соприкоснулась, малышка сразу же утихла, и Марк прикрыл ее одеялом и начал что-то ласково ворковать так тихо, что слов было не разобрать.

Я подошла к Луке, и у меня навернулись слезы. Я коснулась его ручки, и он сразу же зажал мой палец своей крохотной ладошкой. Он был весь опутан трубками и проводами. Над ним светили синие лампы, поэтому на его глазки была надета защитная повязка. Врач выключил лампы и снял с него ее:

– Он уже довольно долго «загорает», можно сделать небольшой перерыв. Мы будем ставить ему антибиотики в течение недели, чтобы не допустить развития пневмонии, билирубин уже снижается. Завтра будут 3-и сутки и Вас должен навестить консультант по грудному вскармливанию, постарайтесь наладить лактацию, потому что такие детки, как Ваши очень плохо набирают вес на молочных смесях. Оставлю Вас, мне нельзя надолго отходить от поста.

И мы остались одни. Только я, Марк, Амелия и Лука – наша семья.

Глава 29 Марк

В больнице мы провели 5 недель. И за это время я много пережил и переосмыслил для самого себя.

Я помнил, как заплакал тогда, когда мне дали Амелию там, в операционной. Помнил, как сказал, что влюбился. Но это было не совсем так. Стоя тогда за дверью операционной, я испытывал сильнейший страх: я боялся за Аню, боялся за еще не родившихся детей, боялся за наше будущее, совершенно не представляя, как мы будем справляться сразу с двумя. Но как только я заглянул в темно-синие глаза своей крошечной дочери, меня окутало небывалое спокойствие. Когда ты вот так держишь в своих больших и крепких руках, маленькую и хрупкую жизнь, ты взрослеешь в один момент. Ты становишься сильным. Ты становишься их защитником и опорой.

Вернувшись, домой в тот день, несмотря на то, что там были наши родные – я почувствовал себя одиноким, потому что самых близких теперь для меня людей не было здесь с нами. Я помнил, как все, весело переговариваясь, начали накрывать стол, а я пошел наверх, чтобы помыться и переодеться. Но вместо нашей с Аней спальни я вошел в детскую. По всему было видно, что Аня делала ее с большой любовью: на полу был мягкий ковер, на стене был медведь, будто иллюстрация из детской книги, который держал на веревочке воздушный шар, и я не сразу понял, что это светильник, на полках уже были расставлены игрушки и детские книжки. Я устало прислонился плечом к дверному проему и смотрел на две круглые кроватки, застеленные мягкими вязаными одеялами.  Не знаю, сколько я так простоял там, когда почувствовал легкое прикосновение маминой руки к моей спине:

– Ты как, малыш? – тихо спросила она и заглянула мне в глаза с теплой улыбкой.

Я усмехнулся:

– Малыш? Кажется, прошло то время, когда я был «малышом»!