Мелочи жизни

— Ты все-таки пришла... — Шведов подошел к Маше. Обнял за плечи. Склонился, чтобы поцеловать. Он так ждал этого прихода, так надеялся, что Маша придет. Он даже не до конца верил в такой счастливый финал их недолгого романа.

Но Маша уклонилась от поцелуя. Шведов почувствовал холод.

— Что-нибудь случилось? —Я по делу.

— А... — Шведов умел держать удар. Внешне он почти не изменился. Только спину стал держать прямее. И плечи расправил.

— Понятно-понятно. Солнышко.

— Игорь... — Маша не хотела целоваться, но и такой официальный тон ее тоже не устраивал.

— Ты не голодна? Сейчас подойдет Регина, чего-нибудь сообразит... — Шведов окончательно замкнулся в привычно вежливой оболочке.

— Спасибо. Я пообедала дома.

— Может быть, кофе?

— Нет, спасибо. Честно говоря, я спешу. — Маша приняла предложенный деловой тон.

— То есть ты, солнышко, хотела бы сразу к делу? Правильно я тебя понимаю?

— Да. Желательно.

— Ну что ж, изволь. Хотя прискорбно, конечно. — Шведов счел необходимым объяснить свою чопорность. — Я уж, честно признаться, и вовсе не чаял тебя увидеть после твоего последнего заявления... И такое, прямо скажем, сухое начало...

— Игорь, мне правда сейчас не до лирики.

— А что стряслось? Неужели «Коза ностра» наконец похитила твоего драгоценного муженька?

— Игорь Андреич, я пришла сюда совсем не для того, чтобы выслушивать оскорбления!

— Ну хорошо, солнышко, не сердись. Выкладывай, в чем дело...

Семендяева, склонившись над селектором, боялась дышать, чтобы не пропустить ни одного слова.

— Сергея арестовали.

— За что?

— На таможне. Он летел в Англию, в командировку. У него нашли какую-то статуэтку, которую он в глаза не видел. Говорят, что она краденая и очень ценная.

— Контрабанда то есть?

— Да никакая не контрабанда! Говорю тебе: он ее в глаза не видел! Подбросил кто-то!

— Веселая история... — Шведов помолчал. — А... Почему ты, собственно, с этим ко мне? Я, конечно, тебе очень сочувствую, но я ведь не адвокат...

— Игорь, его нужно оттуда вытащить.

— Как, солнышко? Прикажешь напасть на конвой? Или вырыть подземный ход? А может, объявить амнистию?!

— Нет. Всего лишь позвонить кому нужно.

— Как у тебя все просто, — усмехнулся Шведов. — Всего лишь позвонить... Ты, солнышко, вероятно, думаешь, что я Господь Бог?

— Нет, Игорь, ты далеко не Господь Бог. Но у тебя большие связи.

— Да... Это ты хорошо усвоила... — Шведов задумался и загрустил. — Про мои связи... Мне даже иногда кажется, что ты... просто меня используешь...

— Как тебе не стыдно, Игорь?!

— Стыдно? А почему мне, солнышко, должно быть стыдно? Ты даешь мне отставку. Заявляешь, что между нами все кончено. А потом вдруг возникаешь и требуешь, чтобы я все бросил и бежал спасать твоего мужа... Не знаю, солнышко, но я совсем не уверен, что из нас двоих стыдно должно быть мне...

— А я думала, что вы великодушней, Игорь Андреич...

— Выходит, ошибались?

— Выходит, — отрезала Маша. Ей расхотелось разговаривать.

— Удивительное нежелание даже попробовать понять другого человека.

— Вы правы, Игорь Андреич. Удивительное нежелание.

— Просто ради смеха... Тебе никогда не приходило в голову, что должен чувствовать мужчина, когда его просят оказать услугу его собственному сопернику. — Шведов ходил по кабинету и как бы размышлял вслух. — Причем просит не кто-нибудь, а любимая женщина. Давно и безнадежно любимая. И мужчина этот отнюдь не Сирано де Бержерак, не горбун и не прокаженный. В общем, имеет некоторые основания рассчитывать на взаимность. Так как ты думаешь, солнышко, что он должен чувствовать? Этот не горбун?

— Не знаю. Но думаю, что он должен чувствовать себя значительно комфортнее, чем человек, которого ни за что ни про что посадили за решетку.

— Хлестко... Хлестко... Эмоционально! Но не убедительно. И очень не добро...

— Как умею, Игорь.

— Ну хорошо. Только знаешь, солнышко, ведь я тоже так умею.

— Что же тебе мешает?

— Теперь уже ничего. Я попробую что-нибудь сделать для твоего мужа, солнышко. Я пойду к очень неприятному человеку. Я буду просить его. Я буду унижаться. Нет-нет. Я, естественно, не собираюсь стоять на коленях. Просто есть люди, сам факт общения с которыми унизителен. Сам факт каких-либо отношений с ними оскорбителен. Только мысль о том, что он где-то может назвать Шведова своим знакомым — одна эта мысль убийственна! Но я буду говорить с ним. Я даже пожму ему руку. Два раза. В начале беседы. И в конце.

— Спасибо, Игорь. — Маша искренне была благодарна. — Я знала, что ты мне не откажешь. — Маша подошла к застывшему Шведову. Нерешительно коснулась руками лацканов его пиджака — то ли поправила, то ли погладила... — Спасибо.

Маша попробовала снизу заглянуть в глаза Игорю. И поняла что-то...

— Но ты что-то недоговариваешь, Игорь?..

— Н-да. Пожалуй.

Впервые за этот разговор Маша растерялась.

— Дело в том, что у меня есть одно условие, Машенька. — Шведов помолчал и продолжил по-прежнему официальным тоном: — Как только твоего мужа освободят — ты с детьми переедешь жить ко мне.

— А тебе не кажется, что это подло, Игорь?! Маша резко отстранилась.