Мелочи жизни

– Надо, и все, – не стал разводить полемику Муссолини и отвернулся к стенке.

Кульжамал подождала чуток, собираясь с мыслями, и завела свое:

– Вот объясни мне, неразумной, разве может какая-то насекомая стоить целого барана?

– Она может стоить как лошадь, – пробухтел Муссолини, не оборачиваясь. – Если ценная.

– Это спекулянты придумали, – не унималась Кульжамал. – Они знают, что на свете живут разные дураки, вот и пользуются.

Муссолини помолчал. Потом выдвинул свой аргумент:

– Выходит, все те, кто делает мед и считает барыши, – дураки?

– Чего-то я не вижу никаких барышей, – усмехнулась Кульжамал. -Ходишь вон, детей пугаешь. Смотреть страшно. Как будто лошадь в лицо копытом ударила. Люди перестали узнавать.

– Это временные трудности, – ответил Муссолини. – У всех так поначалу. Надо перетерпеть.

Кульжамал хмыкнула снова:

– Ну терпи, терпи. А мне лично надоело.

– А что тебе надоело? Не ты же с ними возишься, – повернулся наконец Муссолини к жене. – Пчелы, они как люди. Им нужно привыкнуть к новому месту. Это ж русские пчелы. Я их у одного пасечника купил. Он из Брянска приехал.

– Боже мой! – всплеснула руками Кульжамал. – Теперь у него пчелы русские. И что, ты теперь собираешься из них казахских пчел делать?

“А я чем, по-твоему, занимаюсь? Это ж целый процесс! Неоднозначный.

– Ну надо же! – отвернулась Кульжамал, кутаясь в одеяло. – Тогда тебе придется из них сразу каналов делать. А то они начнут собирать тебе мед по-аргынски, и никто его здесь у тебя не купит.

На этом разговор свернулся, и старики вскоре захрапели.

Снилось Муссолини, будто он упал в громадную бочку с медом и там барахтается. И не может вылезти. А над ним кружатся пчелы и строят ему противные рожи. Одна из них сильно смахивает на Оратая. А Кульжамал черпает мед ведрами и хихикает, хихикает…

– Аргыны! – кричит. – Это аргыны тебе весь мед испортили!

Муссолини тянет к ней руки: помоги, мол, – а она словно не замечает, дура. Только и знает, что мед черпать ведрами, крохоборка чертова. А его все засасывает, засасывает вниз, и он потихонечку тонет.

Кошмар, одним словом.

Наутро Муссолини сразу же после чая направился к насвайщикам и затеял лекцию о разновидностях пчелиных маток.

– Вот возьмем, к примеру, матку, – начал он, устремив палец к небу. -Матка у них, считайте, заместо директора совхоза. Только она не такая, как наш идиот, который даже арыки не может по уму прорыть. Она -правильная. Она за всех болеет и переживает. Потому как она всем им -мать. Понятно?

Старики вникали.

Муссолини продолжил:

– Вот сейчас август, и у них скоро начнется свадьба. В природе же все строго по расписанию: когда спать, когда есть, когда детей заводить. Это у людей все как попало.

– Что он говорит? – не расслышал Оратай. – Что у них начнется?

– Свадьбы у них в августе, – подсказал кто-то.

– Вот, правильно, – кивнул Муссолини и не спеша продолжил: -После свадьбы матка рожает пчелят. То есть – яйца. Помногу. Как иса-бековская жена.

У скотника Исабека было тринадцать детей, и жена его снова ходила беременная.

– Хорошие детки становятся рабочими пчелами. Трудягами. А плохие становятся насвайщиками.

– Чего-то ты тут опять компостируешь, – вставил Оратай, которому не понравилось обидное сравнение.

– Ничего я не компостирую, – повернулся к нему с достоинством Муссолини. – Так и называются – трутни. Они не работают, а только сидят вот так вот, сосут свой насвай и жрут все, что им приносят рабочие пчелы. У них вообще все как у людей.

– Ну-ну. И что потом?

– Потом, когда наступает пора заводить новых детей, матка выходит из дому.

– Одевается, наверно? Губы красит? – попытался поддеть Оратай.

– Не смешно, – парировал Муссолини.

– Зачем? – подал голос Каркен.

– Что – «зачем»?

Зачем она из дому выходит?

– А затем, – ответил степенно Муссолини, – чтобы остальные пче-лы-айгыры устроили кыз-куу.

– Чего-чего? – скривился Оратай.

– Чего они устраивают?

– Байгу, говорит, они устраивают! ..

– Ха! Пчелы-айгыры устраивают кыз-куу! Ха! – заржал Оратай. – А кокпар они не устраивают? Может, они потом всю округу на той зовут?

– Какая еще байга? – не поддавался на провокации Муссолини, снисходительно барабаня пальцами себя по колену. – Это же я вам на вашем языке объясняю, охламоны. Упрощаю, так сказать. Вы ж не поймете по-научному.

– Ну-ну, и что потом? Кыз-куу пчелы устраивают, потом…

– Потом, значит, – терпеливо пояснял Муссолини, – выходит матка из дому, покривляется на пороге, а потом летит прямо туда! Вверх!

Тут Муссолини резко вскинул свой палец кверху, словно хотел проткнуть им небо.

И все посмотрели вверх. Туда, куда указывал Муссолини. Вернее, туда, куда якобы полетела пчела-матка.

– И за ней тут же погнались все остальные…

– Кто погнался?

– Пчелы-айгары! – рубанул ладонью воздух Муссолини и показал пчел-ухажеров, которые погнались за маткой. – И вот они летят за ней, летят и по одному начинают падать. Отставать.

– Что это за мужики, которые с коней падают? – скривился Оратай.