Мелодии для танцев на медвежьей вечеринке

— Я не причиню вам никакого вреда, — сказал Генри осторожным голосом, не зная, понимает ли старик то, что ему говорят. — Мне лишь одиннадцать лет отроду…

Вероятно, слова Генри или нотки сожаления в его голосе отодвинули опасения старика, потому что он перестал пятиться назад и расслабил объятия, крепко сжавшие его портфель. Слезы залили его глаза и покатились друг за дружкой по седым усам.

Генри так был потрясен испугом этого старика, что заплакал сам. И словно со стороны он уже сам слышал свой собственный голос:

— Я вижу вас каждый день, и мне интересно, куда вы ходите, и это все. Я недавно был с поломанной ногой, и еще, у меня умер брат… — его удивило, что он сумел в этом признаться старику, которого совсем не знал.

Вытирая щеки, старик сказал:

— Умер… — или это слово в его тяжелом произношении прозвучало, словно из преисподние. Такого звучания Генри никогда еще не слышал ни от кого прежде, крик дикой тоски из бездонной пропасти: «Ааааййй!..» Такие звуки издаются при адской боли, чтобы хоть как-то ее перенести: от неподъемной ноши, от горячего, обжигающего руки, от страшного холода.

Генри коснулся его плеча, чтобы больше не слышать этот звук, и сказал:

— Все в порядке. Моя нога вылечена, и мой брат теперь на небесах, — он не упомянул другую альтернативу или чистилище.

Старик закачал головой и утих, хотя его крик все еще отзывался эхом в ушах Генри. Они тихо стояли вдвоем, не замечая проходящих мимо людей, с любопытством оборачивающихся на них.

Старик поднял руку и подозвал к себе Генри. Он больше не защищался портфелем, но и не сказал: «Пошли». Генри зашагал рядом с ним. Он предложил старику нести его портфель, который не был тяжелым, но внутри его что-то грохотало. Генри притворился, что не заметил, как старик очередной раз зачем-то приподнял кепку, хотя на этот раз он ни разу не остановился или не вошел в свой очередной транс.

Когда они оказались недалеко от того заброшенного магазина, перед ними предстал гигант, заслонив собой весь тротуар — всеми костями и мускулами. Удивительно, как тротуар не содрогался под его ногами. Всем своим рельефом гигант показывал, что он заметил старика. Затем он сказал ему несколько слов на языке, который Генри не понимал, после чего, опустив глаза на Генри, объяснил ему: «Я уже начал волноваться, куда он запропастился. Он давно уже должен был придти. Обычно по нему можно сверять часы». Он тщательно рассмотрел Генри с высоты своего огромного роста: «Так… Ты вернулся… хорошо».

Гигант завел их в помещение магазина.

Как оказалось, внутри не было ничего таинственного. В большой комнате была дюжина людей. Каждый из них был чем-то занят. Они сидели на табуретках за столами, склонив головы и что-то делая пальцами, шевелящимися повсюду. Поначалу Генри подумал, что магазин был переорганизован в какую-то фабрику. По углам жужжали станки, наполняя пылью и без того непрозрачный воздух. Кто-то просто сидел за столом и, не спеша, над чем-то работал руками. Отблески зеленоватых зайчиков от водной глади бассейна падали на потолок.

Старик прошел к столу, накрытому большим листом бумаги, и гигант сказал, «Здесь раньше был плавательный бассейн, а теперь центр художественного творчества. Сюда приходят те, кто не может позволить себе брать уроки художественного ремесла или у кого недостаточно денег на материалы. Некоторые из них — художники, нуждающееся в рабочем месте, а некоторым просто нужно где-то проводить свое свободное время. Муниципалитет Викбурга за все это платит…»

В дальнем углу высокий, худощавый человек всматривался в еще незаконченную картину, на которой были изображены деревья на фоне синего неба, а в нескольких футах от него полная женщина с синими волосами что-то месила в большом тазике. Когда Генри присмотрелся, то он увидел голову ребенка, появляющуюся из глины.

Отвлекшись от всей этой кипящей деятельности, Генри увидел, как старик стянул со стола лист, под которым оказалась миниатюрная деревня с домами и сараями, населенными крошечными деревянными фигурками, ростом не более чем с дюйм или два.

— Мистер Левин — резчик по дереву, — сказал гигант. — Он восстанавливает деревню, в которой когда-то жил в молодости. Она помещается на этом столе.

— Его так зовут, мистер Левин?

— Да, Джекоб Левин.

— Меня зовут Генри. Генри Кассавант.

— А меня — Джордж Грэхем, — сказал гигант, и его улыбка обнажила большие и белые зубы.

Джордж Грэхем? Генри подумал, что у гиганта, подобного этому, должно быть яркое, звучное имя — такое, как у героев сказок, например, Тор или Иван.

Мистер Левин оглянулся на Генри, провел рукой над деревянной деревней и улыбнулся. Но, как показалось Генри, в его улыбке было что-то грустное. Старик открыл портфель и разложил на столе маленькие инструменты.

— Видишь эти дома и крошечные фигуры? — спросил Джордж Грэхем. — Он сказал мне, что они выглядят точно так же, как и люди из этой деревни, которых он когда-то знал. Он — настоящий художник, Генри.