Мелодия Бесконечности. Симфония чувств

— Этого не будет никогда, — непреклонно возразила Маргарита, твердо взяв себя в руки, — Тебе лучше уйти, Лаура, пока я не разбудила остальных. Наша сила — часть нас самих, и только с её помощью мы можем защититься от таких, как ты. Я и сама могу видеть будущее и то, что нас ждет — и ни какие твои ухищрения не заставят меня отказаться от этого будущего и стать легкой добычей для тебя — и без своей силы я, тем более, не смогу защитить своего ребенка от тебе подобных, так что — не стоит утруждать себя напрасным ожиданием, Лаурита, даже, если твои намерения и были благими, я всё равно не поверю тебе, и, тем более, не обращусь к тебе за помощью — меня окружают достаточно близких людей, которым я безоговорочно доверяю, — и только после того, как Лаура удалилась, она дала волю слезам, кусая до крови губы и прокусывая пальцы, когда закрывала ладонями рот, пытаясь сдержать крики и стоны, вырвавшиеся из неё, а спустя минуту она уже плакала навзрыд, забившись в угол кухни и вытирая лицо полотенцем — в эту минуту она поняла, что быть сильной и казаться таковой — вещи различные… Сейчас ей, как ни когда, была необходима поддержка близких людей…

Маргарита с криком подскочила на постели, и, увидев рядом удивленного мужа, неистово обняла его, уткнувшись мокрым от слез лицом ему в грудь — это был сон, всего лишь страшный сон, уговаривала она сама себя, но, он был до того реалистичным, что всё её существо прошибло потом, сковало спазмом и нервной дрожью, сокрушая в прах последние следы здравого смысла каскадом накатившего страха от такой реалистичности… И Джон не осмелился ещё больше напугать её, рассказав, что и ему в эту ночь впервые приснился кошмарный сон.

Пока мы спим — враг не дремлет… Спите больше — изматывайте врага!

Оглядевшись по сторонам, Джон увидел, что стоит у перекрестка на мощеной мостовой, где расходились узкие улочки, напоминающие города старой Европы. Погода была промозглой и ветренной, что он сразу же ощутил, будучи без верхней одежды, в одной рубахе. Подняв голову, он увидел подгоняемые ветром тяжелые серые облака, давящие на подсознание предчувствием чего-то тяжелого и гнетущего, неотвратимо надвигающегося.

Тут его внимание привлек мальчик — совсем ещё подросток, не старше тринадцати лет, так удивительно похожий на него самого, каким он был в его возрасте: такая же смуглая кожа, такая же форма носа и бровей, такие же волосы — даже пробор точно такой же, с той лишь разницей, что глаза у ребенка были темно-серые, но при слабом освещении пасмурного дня они казались почти черными, как и у Джона.

Пока мужчина усиленно пытался совладать с обезумевшим сердечным ритмом, мальчик, точно не замечая его, заприметил стоящий на остановке трамвай и поспешно побежал.

Не услышал мальчик, и когда Джон позвал его, не обернулся и тогда, когда мужчина повысил голос, видя, как ребенок вскочил на подножку, как показывают в старых, ещё черно-белых, фильмах.

Как Джон ни старался, догнать отъезжающее транспортное средство, но у него не получилось, не смог… Но он продолжал кричать, чтобы мальчик ни в коем случае не отпускал рук, пока не остановится.

Анри… Откуда он знал его и его имя? Просто знал, как знал свое собственное, как знал самого себя — родительское сердце не обмануло…

Так вот каким будет его сын? Неужели, как вот только что, так им и не суждено услышать и понять друг друга?