— Так Тоня у матери разрешения не спросила. Сообщила только, когда они с Аркашей уже расписались. Да и беременная она была на третьем месяце Инессочкой. Чего уж тут Кате было возражать?
— Материальное положение Бессонова, наверное, тогда было не блестящим?
— Это уж точно! Это теперь у Аркадия и лысина вырисовывается блестящая, и материальное положение наладилось. А первое время им всё Катя помогала, и деньгами, и так, то с Инессой посидит, то ещё чем подсобит.
— В ту пору Екатерина Терентьевна тоже с зятем не ссорилась?
— Нет, ничего такого Катя мне не говорила. Да и потом, как с Аркадием ссориться?
— Что значит как?
— Так он же всё больше молчит. Вон, Катя рассказывала, если Тоня начнёт недовольство своё в чём-нибудь мужу высказывать, так он ужом в свою комнату так и ускользнёт. Говорит, мол, мне репетировать надо. А уж с Катей он точно не стал бы пререкаться.
— Понятно.
Розалия Витальевна внимательно посмотрела на Мирославу и сказала:
— Вы про то, что Аркаша с Катей не ладили, даже и не думайте!
— А правда, что у Аркадия Семёновича язва?
— Кто это вам сказал? — удивилась Понамарёва, — никакой язвы у него нет. Вот от давления Аркадий смолоду страдает.
— Смолоду — это примерно с каких лет? — решила уточнить Мирослава.
— Точно я вам не скажу, но лет с сорока точно.
— А как же он на гастроли ездит?
— Да куда ж ему деваться-то? Работа у него такая! Так вот и ездит, таблетки пьёт постоянно.
— А у Екатерины Терентьевны не было давления?
— Бог миловал. Никогда Катя на здоровье не жаловалась, — сказала Розалия Витальевна и тут же спохватилась: — Видите, как в жизни бывает! Правильно говорят в народе, что старое дерево долго скрипит.
Мирослава не стала уточнять, что Аркадия никак нельзя было назвать старым деревом, тем более относительно возраста тёщи.
А Розалия Витальевна, не заметив смятения детектива, продолжила:
— А Катя была здоровой, и вот нет её.
— Спасибо вам за чай и за беседу, — сказала Мирослава, поднимаясь из-за стола.
— Вы уже уходите? — удивилась хозяйка.
— Да, мне пора. Очень приятно было с вами познакомиться.
— Мне тоже, — отозвалась Розалия Витальевна, — если ещё нужно будет что-то узнать о Катеньке, приходите, — я хорошему человеку всегда рада.
— Спасибо, — ещё раз поблагодарила Мирослава и распрощалась с Понамарёвой.
Глава 14
Пока Мирослава ехала домой, начался дождь.
«Кажется, осень всё-таки решила вступить в свои права», — подумала Мирослава, поднимая стекло в автомобиле, так как ветер стал бросать пригоршни мелких капель в салон.
Но дождь продлился недолго. Можно сказать, что только пыль с дороги смыл, но не напоил ждущие влаги сады, поля и леса. Садам, конечно, легче, их по мере надобности владельцы поливают. А остальным только и остаётся, что уповать на небо.
После обеда, состоящего из супа харчо, отварного картофеля, запечённой камбалы и ароматного чая с хрустящим домашним печеньем, Морис спросил:
— И как съездили?
Она склонила голову набок совсем так же, как это делает кот Дон.
Морис невольно подумал, что и умываться она могла бы кошачьим способом. Но нет, она вытерла руки салфеткой и сказала:
— Знаешь, по-моему, вполне результативно.
— Розалия Витальевна указала вам на преступника? — улыбнулся Морис.
— К сожалению, нет, но она рассказала мне кое-что новое о семье Бессоновых.
— Например?
— Понамарёва сказала, что Инесса с Глебом собирались после свадьбы жить в бабушкиной квартире.
— То есть вместе с ней?
— В том-то и дело, что нет!
— А куда же бабушку? — удивился Морис. — На улицу или в дом престарелых?!
— Не всё так плохо, — отмахнулась Мирослава, — Екатерина Терентьевна должна была переехать на постоянное место жительства к дочери.
— К дочери? — продолжал удивляться Морис.
— Я не понимаю, что тебя так удивляет? — спросила Мирослава. — Многие дети живут с родителями.
— Но не на старости же лет, — возразил Миндаугас.
— Это да. Но ты забываешь, что у Бессоновых, кроме Инессы, есть ещё сын. И он довольно мал, чтобы оставлять его одного.
— А родители?
— Родители, — пробормотала Мирослава. — Мать, то есть Антонина Георгиевна Бессонова, не так давно выбилась в большие начальники. И чтобы удержаться на этом месте, по законам жанра нашей российской действительности, ей надо дневать и ночевать на работе. Что она и делает.
— А отец?
— Морис! Ты меня умиляешь! Российские отцы в подавляющем своём большинстве не склонны уделять слишком много времени своим отпрыскам. А Аркадий Семёнович Бессонов — это вообще отдельная песня!
— Это ещё почему? — светлые брови Мориса поползли вверх.
— Потому, что, во-первых, он артист. А во-вторых…
— А во-вторых?
— Насколько мне стало известно, он не отличается богатырским здоровьем.
— Никогда не думал, что для заботы о детях нужно богатырское здоровье.
— Может быть, ты и прав. Но если голова раскалывается, что-то там неладное происходит с сердцем, то, согласись, уже не до воспитания сына.
— Он что же, так тяжело болен? — усомнился Морис.
— О тяжести его болезни мне неизвестно. Но если ему даже на гастролях вызывали «неотложку», значит, дела его неважны.
— Возможно, — Морис потёр указательным пальцем подбородок.