Мелодия древнего камня

Когда мальчику исполнилось десять лет, его мать Аглая Бьянко скончалась от онкологического заболевания, сгорев за три месяца. Горе настолько поглотило Алехандро, что он перестал петь, расторгнув все, заключённые на два года вперёд, контракты. Пытался покончить с собой, но сын спас его, сказав, что мама с неба видит, как он страдает и тоже мучается. Алехандро заглянул в зелёные, как у матери, глаза мальчика и увидел в них такую недетскую боль, что решил посвятить себя воспитанию сына, закончив карьеру певца. Он стал преподавать в Миланской Консерватории.

* * *

Эмиль познакомился с Антонио, как только приехал в Милан и пришёл в театр Ла Скала. Они были ровесниками, кроме того, оказались настолько похожи, что окружающие воспринимали их, как близнецов. Одинаковыми у них были конституция, рост, цвет волос и даже цвет глаз. Различались лишь голоса – у Антонио, как и у его отца, был красивейший тенор, а у Эмиля – бархатный баритон. Их сближало многое – вкусы, интересы, всё то, что могла им дать Россия – они оба наполовину были русскими.

Когда Алехандро впервые увидел Эмиля на пороге своего дома, то встал, как вкопанный – сын был его копией. Они подружились, и Алехандро предложил Эмилю жить в их большом доме, чему Эмиль очень обрадовался – он скучал по своей семье, а с новыми друзьями чувствовал себя как дома, забывая на время о своей тоске по Николь.

После очередного выступления Эмиль вернулся в гримёрную, решив отдохнуть и наконец-то поговорить по скайпу с Никой. Но только он удобно устроился в кресле перед компьютером, как в дверь постучали негромко, но настойчиво, по-свойски. Стук повторился, к нему добавился мягкий голос:

– Эмиль, открой, я знаю, что ты здесь. У меня проблемы, мне нужна твоя помощь. В молящем голосе женщины слышались слёзы.

– Иду, – нехотя отрываясь от переписки с Никой по интернету, ответил он.

На пороге стояла Марина, единственная из многочисленных его знакомых дам, имя которой он запомнил сразу. Никогда не приходила она при свете дня, никогда не просила о помощи. Она казалась самодостаточной женщиной, с которой мужчина ощущает себя безопасно. Тем более, Марина не ждала и не требовала ничего от своего партнёра – никаких обязательств, просьб с её стороны Эмиль никогда не слышал.

Марина была беспринципной, безжалостной, расчётливой, но свой кодекс чести всё же у неё был, специфический, не вписывающийся в общепринятую мораль. Цели, которые она ставила перед собой, добивалась всегда и любым путём.

– Эмиль, у меня появилась небольшая проблема. Прежде, чем я решу её, мне хотелось бы поставить тебя в известность. Ведь некоторую причастность к ней ты имеешь, – лисьим голосом с глубинным придыханием проговорила она, – я беременна. И отец ребёнка – ты.

Эмиль пришёл в замешательство от такой новости, но, собравшись, сказал:

– Ты знаешь, что я не люблю тебя и никогда не смогу полюбить. Но ребёнок не виноват в том, что его родители чужие друг другу люди. Он имеет полное право родиться.

– Так ты хочешь сказать, что не возражаешь, если я оставлю твоего ребёнка?

«Как-то странно она акцентирует моё внимание на то, что ребёнок мой. Скорее всего, эта лиса или не беременна, или ждёт не моего ребёнка», – пронеслось в голове у Эмиля.

– Я не смею просить и тем более требовать избавиться от зародившейся в тебе новой жизни. Ребёнок должен жить!

– Но ты ведь не допустишь, чтобы ребёнок родился внебрачным?

– Хорошо, я женюсь на тебе, – немного подумав, сквозь зубы, еле сдерживая отчаянье, произнёс он, – но мы составим брачный контракт, в котором, кроме финансовых вопросов будет прописан пункт: когда ребёнку исполнится год, мы расторгнем фиктивный брак.

– Спасибо, любимый, я знала, что ты – не только красив, талантлив, но и благороден.

Первой мыслью Эмиля после ухода Марины было желание срочно найти другого продюсера, чтобы не быть связанным с этой расчетливой женщиной деловыми отношениями.

Стажировка подходила к концу. После неё Эмиль навсегда стал поклонником итальянской школы пения, восхищаясь творчеством Джино Бекки, Марио Дель Монако и других прославленных певцов Италии. Но неотвязная мысль о предстоящем браке, и прежде всего, о Нике, перечёркивала жирной чёрной чертой всё светлое и прекрасное, что он получил в Милане. Эмиль решил заранее поставить сестру в известность, написав ей письмо с рассказом о том, почему был вынужден заключить с Мариной фиктивный брак. Он очень надеялся, что Ника поймёт и простит.

Марина имела доступ к почте Эмиля, чего он не учёл. На следующий день, утром, как только он написал исповедь с признанием своих роковых ошибок, женщина постучалась в его номер, сказав, что его срочно вызывает музыкальный директор Ла Скала. Молодой певец, полный амбициозных надежд, бросился со всех ног на встречу. Марина же тем временем удалила письмо Эмиля, отправив с его почты своё. В нём были извинения перед Николь, сообщение о предстоящем браке и ожидании первенца. Искажённое письмо полетело в Баку.