Мелодия страсти

– По моему, логика, которая «подсуживает» необъективному выводу называется «софистика». Теперь я знаю, что это понятие происходит от имени София.

– Мами, я пойду к Владу – ясно сказал пацаненок по русски, и решительно отринул ходунки.

– Главное, не беги! – Быстро затараторила ему вслед Соня, инстинктивно протягивая вслед ребенку руки, чтобы поддержать. Им навстречу, почти не хромая, не шел, а летел компьютерщик. Вид у него был взъерошенный, не выспавшийся, но очень довольный. Глаза так и горели!

– Я сварила яиц на всех, они в кастрюльке на плите, – крикнула ему Соня.

– А я первую музыку из того, что вчера вы мне отдали, сделал, – крикнул он в ответ по английски, хоть все уже были рядом друг с другом.

– Вот похороним прошлое и приступим к будущему. – Пообещала Соня.

Фрэдик все-таки побежал навстречу Вдаду. Клод приревновал к нему обоих. Каждый раз, как кто-то говорил с Соней, он невольно буравил этого типа глазами. И ничего не мог с собой поделать.

Почувствовав, что забыл поцеловать папу, Фрэдик резко затормозил, бросился бежать к отцу. Тот подхватил сынишку, покружил и передал на руки подошедшему Владу.

– Фрэдик будет дипломатом, – саркастично пошутила Софья. Ведь именно она осталась без поцелуя.

Влад поднес малыша к матери. Та чмокнула его смачно в щеку. И туда же чмокнула Влада.

– Не дай ему отебя оседлать, как в прошлый раз, когда он катался на тебе не только по дому, ино и по саду.

– Ну, по саду только на шее катал, – оправдался шутливо Влад. – Но дома – на карачках. Тем больше стимулов быстрее придумать протез.

– Сегодня вечером приедет Миша. Он так разбирается во внутренностях, мышцах, суставах, что врачам до него далеко. Вторую кровать тоже доставят скоро.

– Я так давно ничего не ждал. А теперь жду столько всего, что с ума сойти можно! – застенчиво сказал Влад.

– Нельзя тебе сходить с ума – мы с Клодом ненормальные, а если ты присоединишься, то у наша вилла получит название «Дом творчества».

– А что! Мне нравится. Давайте сделаем табличку на въезде! – Предложил Клод, влезая в голубой сияющий джип и распахивая изнутри дверцу для Софьи.

– Та, вспомнив, куда они едут, вздохнула тяжело и обреченно.

На кладбище на нее нахлынули воспоминания о том, как на могиле Павла бывшая свекровь пыталась столкнуть Соню в могилу. Вот уж точно говорится в народе: «Не рой яму другому – сам в нее попадешь. Соня стояла, впрочем, довольно далеко от края – на всякий случай. И речь произносить не стала, памятуя, что о мертвых надо либо хорошее вспоминать, либо – ничего. Хорошего на ум не приходило.

И все стояли в молчании, пока рабочие опускали гроб в могилу и устанавливали камень с именем покойной. Варежкин положил венок на свежий холм. Но на ленте не было надписи. Да и что он мог писать в таком случае? «Убийце моей жены» разве что.

Потом вся компания отправилась на похороны Наны. На камне написали ее правильное имя, а не Нина. И тут Соне стало горько. Конечно, опосредованно именно Нана была виновата в том, что Павлу пришлось жениться для алиби. И из-за этого девушке пришлось пережить столько горького и страшного. Но все же молодая красавица, которую сейчас зарывали в землю, при жизни была такой яркой, пышущей энергией и сексуальностью, что могила казалась чем-то противоестественным, каким-то розыгрышем.

На ленте венка, который остался перед надгробным камнем Наны Варежкиной, была надпись «Любимой от любящего». Прочтя ее, Соня заплакала. Так мало дней была эта женшина любимой и любящей!

С кладбища поехали в кафе неподалеку. Мужчины, кроме Варежкина, пить ничего спиртного не стали. Варежкин же пил водку. Соня решила выпить красного вина, потому что чувство горечи внутри становилось физическим ощущением. Клод вопросительно посмотрел на жену, когда она по английски заказала бокал грузинского вина. Такового не оказалось. Но было французское и русское.

– Тогда кагора, – полувопросительно попросила онеа. И пояснила Клоду:

– Это вино считается церковным и часто его делают с благословления храмов.

Кагор затуманил ей рассудок мгновенно. И Соня сладко заплакала: не по свекрови, не по Нане. А потому, что страшное, гиблое время ее жизни осталось позади. Она заплакала от благодарности Богу, который услышал ее мольбу после похорон Павла и послал ей Клода. Но никому об этом не сказала. И плакала молча, без всхлипов. И была какой-то по рафаэлевски просветленной и сияющей изнутри. У Клода сердце зашлось от ужаса: а что, если б первой в Турции Тамара Орлова встретила бы не Нану, а его Софии?! Его будто током ударило. Клод рывком поднялся со своего места, чуть не опракинув стул, помог встать жене, обнял Софью и повел к машине, помахав всем на прощание рукой.

Следом собрался уходить Георгий – у него скоро рейс. Он положил свою визитку перед подполковником.

Варежкин остался сидеть и допил водку в одиночестве, вспоминая то немногое, что было в памяти от Наны. От ее облика в черном цвете, от ее постельных выкрутасов, от ее вульгарной сексуальности в виде блондинки.